Елена Шапран - Хроники затерянного времени

Я ловко впрыгнул и обнял ее.

– Я думала, что больше не увижу тебя!

Она плакала и обнимала меня, а я чувствовал себя последним негодяем. Мы провели волшебную ночь. На рассвете я собрался уходить.

– Не говори никому обо мне, – целуя, попросил я, – Это опасно.

Она испуганно посмотрела на меня:

– Опасно? Для тебя? Ты… агент?

– Нет, нет! Я не шпион и не агент! Я не могу сказать тебе правду. Я только прошу, никому не говори обо мне. Это, действительно, опасно! Опасно для тебя!

Я выпрыгнул в окно и услышал ее тихий голос:

– Я тебя еще увижу?

– Не знаю! – сказал я и еще раз поцеловал ее.

Возвращался я теми же окольными путями, но мне не повезло. В конце улицы я заметил возвращающихся с ночной смены людей. Кажется, среди них были Верины родители.

Нину арестовали. От этой новости у меня подкосились ноги. Я дней пять не появлялся у Мишки, и теперь сидел у него на диване в полуобморочном состоянии.

– Но, это еще не все! – тяжело вздохнул Михаил. – Каким-то образом она пронесла с собой в камеру яд, и когда ее хотели вызвать на допрос, она была уже мертва.

Я плакал навзрыд и, кажется, был близок к истерике.

– Мишка! Я тебя прошу! Пойдем со мной! Здесь ты погибнешь! Все погибнут! Господи! Они все погибнут по моей вине!

Мишка покачал головой.

– Нет! Я останусь! Должен же кто-то сказать всем правду!

– Какая правда! Сегодня или завтра за тобой придут, и у тебя не будет яда! Ты будешь объявлен сумасшедшим! Тебя обвинят в шпионаже! Пойдем со мной! Я не знаю, как я объясню твое присутствие в моем времени, но сейчас это не важно!

Возле входной двери послышались голоса, и мы с Мишкой прильнули к замочной скважине.

– Анкерман Михаил Львович здесь живет? – сверившись с бумажкой, спросил человек в форме НКВД.

– Да! – растерянно сказал отец Михаила.

– Мишка! Это за тобой! – я тряс его за плечи. – Прошу тебя! Пойдем со мной!

Я схватил его за руку и потащил к шкафу. Он почти не сопротивлялся. Я шагнул вперед и очутился в дедовой комнате. Но… Вместо Мишкиной руки я держал галстук. Это был тот самый галстук, за которым я полез в шкаф 18 мая в пять часов вечера.

– А – а – а!!. – заорал я и бросился в шкаф.

Напрасно я орал, напрасно колотил в заднюю стенку. Я только разбил себе кулаки и расколол фанеру.

Вот, собственно, и все.

По состоянию здоровья я был вынужден взять академический отпуск и защитил диплом только на следующий год.

– А…, Боров! Здорово! – поприветствовал своего друга заведующий архивом капитан Домоташенко. – Задал ты мне работу! Но я нашел то, что ты просил!

Доктор истории Боровской осторожно взял в руки папку с делом и открыл ее.

– Читал? – спросил он капитана.

Домоташенко кивнул.

– Заметь, – сказал он, – к обвинению приколота записка, в которой, со слов энкавэдэшников, записано: «Анкерман Михаил Львович во время ареста пытался спрятаться в шкаф».

Сергей Петрович Боровской, не спеша, брел домой и думал, что никто не знает своего прошлого, и никто не должен знать своего будущего. Но именно прошлое невидимыми нитями связывает нас с настоящим и влияет на все наши поступки и мысли, не дает спать по ночам и тревожит нашу отяжелевшую совесть.

Василий сидел на старом пне и с наслаждением курил. Метрах в ста, поодаль стоял черный джип, где сидели его друзья: Тимур – водитель и Казимир Пенцак – врач-кудесник. Все трое ждали, когда придет в себя избитый пожилой человек, которого они час назад выловили в зеленой воде ставка.

Наконец, человек пошевелился, и Василий, закинув сигарету в береговую муть, вскочил.

– Слава Богу, Васька! – прошептал человек и облегченно вздохнул.

Василий махнул рукой друзьям, но те уже сами бежали к нему с носилками.

– К тебе или в больницу? – спросил Казимир.

– Ко мне, – резко ответил Василий, – Тимур, давай на первой космической.

И джип полетел по пыльному шоссе за город, на дачу Василия, не обращая внимания ни на знаки ограничения скорости, ни на импровизированные посты ГАИ. Какой – то сержант-новичок взмахнул было жезлом, но получил пинок в спину от сержанта постарше:

– Ты сдурел! Это же джип майора Семакова! Там у него дача.

Тимур даже не взглянул в зеркало заднего вида и еще сильнее нажал на газ.

Младший сержант Василий Семаков, страдая от голода, ерзал на стуле в дежурке опорного пункта. До конца дежурства оставалось еще минут десять, и сбегать в ближайший магазин никак было нельзя. Во-первых, не пришел сержант Дорохов, во-вторых, капитан Рогов сидел у себя в кабинете. Он ждал машину, чтобы поехать на вокзал встречать дочь с московского поезда.