Елена Клепикова - Жизнь во сне по отрывному календарю

Она взяла с подоконника спички, зажгла газ. В неверном свете газовой горелки кухня приобрела вид средневековой алхимической лаборатории. «Сколько же в доме лишней дряни, – подумала Марта и полезла в шкаф за консервами. Нож вгрызся в консервную банку, зашипела вываленная на сковороду тушёнка. – Где-то был хлеб. Холодильник надо отключить и дверцу открыть, масло положить в холодную воду, сыр – на балкон. Краски до утра продержатся. С трудом». Тушёнка разогрелась. Марта выложила говядину в тарелку, торжественно взяла в правую руку вилку, в левую подсохшую горбушку: «Ну-с, приступим». Газ почти не давал света. Это к лучшему – можно было не разглядывать малоаппетитную коричневую массу. Она представила, как урча и чавкая, макая горбушку в соус, постанывая от наслаждения, будет заглатывать эту, с позволения сказать, еду. И тут зазвонил телефон.

– Кто говорит?

– Слон.

Позвонила старая приятельница из разряда заклятых подруг. Полчаса голос по телефону тарахтел о враче-кудеснике, избавившем от лишних килограммов, о новой офигительной губной помаде, о том, что «эта сволочь» на день рождения подарил «Токал-джип» вместо ожидаемого «Порше-кайена».

– Послушай, я ценю, что ты делишься своими насущными проблемами, но я только с работы и очень хочу есть…

– Ой, перезвоню через час. Чмок-чмок-чмок!

Пи-пи-пи.

Тушёнка остыла.

Марта сгрызла горбушку, выдернула из розетки телефонный шнур и села перед безжизненным монитором компьютера.

Марта тихо сидела у костра. Мужчины, разгорячённые напитками и предстоящей охотой, перебивая друг друга, травили охотничьи байки. Отец Эрика, огромный, красный, размахивая руками, выкрикивал:

– Я первый раз тогда на кабана ходил, пацан совсем. Выдали ружьецо – двустволку курковую с горизонтальным боем, древнюю, от деда Мазая, указали, где встать. Место дохлое. Кто ж на хорошее место новичка поставит?

– Ну и?

– Ну. Залез на пень. Стою – скучаю. Там уже пальба идет. Смотрю, на меня кабанище прет. Я из левого ствола – бац! Осечка. Из правого бац – осечка. В голове пусто и большими буквами «Амбец!» – как на бегущей строке. Перезарядиться не успеваю. Курки взвел, из двух стволов «Ба-бах!» Кабан копытцами в воздухе брыкнул и у пня свалился. А я соскочил на землю, вокруг туши бегаю и пинаю, пинаю: «Что взял, сволочь!?» Тут ко мне кто-то из старших бежит, орёт: «Дурак, назад!» Оттащил. Дрыну метровую подобрал, кабана около морды ткнул. Хрусть! Палка пополам. Он ещё живой был. Повезло…

Костер полыхал, подогревая эмоции. Кровавые отблески метались по лицам. «Что я здесь делаю, – подумала Марта. – Дичь какая-то. Диана-охотница выискалась». Покосилась на сидящего рядом мальчишку. – «Красив, как Антиной». – Спросила:

– Ты-то зачем здесь?

– Папа сказал, надо мужчиной становиться. Охота – занятие сильных и смелых. А Вы почему?

– Муж решил доказать, что на самом деле на охоту выезжает.

– Вам нравится?

– Сам-то как думаешь?

– Да-а…, – вздохнул Эрик.

Женщина и юноша посмотрели друг на друга, тихо сдвинули кружки с круто заваренным душистым чаем. Эрик смущённо вытащил из кармана карамельки:

– Угощайтесь.

– Спасибо, – «Клубника со сливками». Забавно. Мои любимые. Были. Давно». – А у меня сухарики есть.

Так они и сидели, грызя ванильные сухари, глядя в огонь, терпеливо внимая рассказам умудрённых жизнью настоящих мужчин.

Солировал бородатый Ника. Ника держал в городе антикварный салон, слыл непревзойдённым экспертом по саксонскому фарфору и обладал уникальным собранием куртуазных статуэток девятнадцатого века. Его брат, такой же бородатый Мика, врач-травматолог, подбрасывая в костёр полешки, согласно кивал:

– Стоим мы, метрах в десяти друг от друга. Тощища-а. Сыро. Поглядел – Мика исчез. Ну, я потихонечку к его месту крадусь – не дай бог, ветка хрустнет. Подобрался – нет брата! Огляделся, вижу – из травы кепка торчит. Сидит, страдалец. Значит, не показалось, что вечером консервы порченые съели. Думаю, сейчас научу тебя охоту уважать! За кустами прополз, холодным стволом легонько по заднице ткнул и хрюкнул. Как он рванул! Бубка отдыхает! До дерева долетел и вверх. Даже штаны не надел. Мы его потом всей компанией снимали, какая уж тут охота.

Слушатели хохотали.

– Мика полгода со мной не разговаривал.

– Если бы ты зимой ногу не сломал, до сих пор бы не разговаривал.

Голоса перебивали друг друга, переплетались, наслаивались. «Испорченный телевизор, или нет, детекторный приёмник – сплошной шум, треск. Членораздельные слова не несут никакой смысловой нагрузки: пиф-паф, ой-ёй-ёй», – подумала Марта и спросила:

Читать дальше