Владимир Данилушкин: Записки от старости. Ироническая проза

– Не веришь?

Моя юная любовь подставляет пальчик, закусив губку, от предощущения боли. Клоп куражится, изображает из себя царевну. И вдруг: цап!

– Ой!

– Люблю я тебя, Наташка!

– Но я не разрешала тебе кусаться! Да еще клопом.

Что ж, по порядку. Вкус свиных мозгов со студенческого бала хранился у меня в естественном банке памяти долгие годы, пока его не вытеснили другие парфюмы. Олений язык и чавычевый балык, крабовые барабанные палочки и «Арктическая» котлета из кальмаров – целая гастрономическая эпоха Магадана.

Нельзя не заметить, что при долгой работе на компе иной раз ощущается вкус мозга во рту и гортани. Так было и в ту ночь, когда мой пищеварительный аппарат сыграл под звон санфаянса «Прощание славянки с нечищеной картошкой».

Напишите песню о зимнем дожде в Магадане, поэты.

ВЕЧНЫЙ ВОПРОС. НАДПИСЬ ПОПЕРЕК СМЫСЛА. Алкоголь держится в мозге 20 дней. А я уже лет десять не имею с Бахусом дел. Возьми хоть пиво: «Тревор» – это вам не «Туборг». Реклама. Смешно. Один черт.

А сколько пребывает, не выветриваясь, в мыслительном органе кофеин из пачки молотого кофе «Жокей»? Выпил, и трое суток сна ни в одном глазу. Сердце скачет галопом. Работает, крутится ассоциативная составляющая. Расцветает фиалками.

«Жокей» – напиток, что надо, теперь бы еще в компанию лошадку подходящую, да ставку в тотализаторе. Конь – он же половина названия благородного напитка коньяка. Так что, – смекаю, – недаром кофе «Жокеем» назвали – а чтобы коньяка вдруг захотелось – рекламная наживка, стало быть. В пору длительного воздержания весьма кстати был бы клоповый аромат, похожий на коньячный.

Темная лошадка, безрогая+ коровка. А какая кенгуру – поиграть с ней в буру! Гора не сходится с горой, мы веселимся с кенгурой.

Друг семьи внезапно умер, едва ему перевалило за сорок. Все это знают, все сокрушаются, но никто, в силу ограниченного кругозора, не связал уход рубахи-парня с любимцем-компьютером. 486-й у покойника был – какое счастье по тем временам, когда другие от 386-го все еще тащатся, а я 286-й осваиваю, то в нервах, то в нирване. Потом его в дом инвалидов отдали, и он еще послужил немало.

Гордился собой Геральд, очень был доволен жизнью. Из Москвы «игрушку» привез. За большие деньги. На радостях восемь килограммов привезенных мандаринов нервически съел, не заметил. Дочки обиделись, но не показали вида. Года два не мог опомниться от счастья. Но час пришел – упал ничком на клавиатуру, и дух вон. Кровь из горла фонтаном ударила, залила монитор, такая теперь традиция – изображать смерть чиновника на боевом посту. Чиновника среднего ранга. Начальство-то еще не привыкше за компом сидеть. Но оснащено. Раньше шкафы были заставлены качественными книгами, ни разу не раскрытыми при жизни. Теперь другой антураж.

Впрочем, сказанное – не более чем легенда. Но не менее. Нельзя, как в газетном репортаже, голимую правду-матку резать, это пострашнее жесткого рентгеновского излучения.

Вообще-то Гера был евреем, и втемяшилось ему еврейскую пасху отмечать с родителями. Никогда обряды иудейские не соблюдал, ел сало и субботу не чтил. Но, с кем ни бывает, как поется в одной народной песне, «не зудись плечо, не сверби спина» – широко приложился к аква вите. Принял на грудь. А вообще-то по жизни, считай, не пил, поскольку за рулем с утра до вечера. То по работе, то семью обихаживал. Две дочери у него. Жена – бизнес-вумен. Не особо-то хотелось ему со спиртным дружить. Чтобы выпить, приходилось предварительно машину в гараж ставить. Правда, можно и в гараже поляну накрыть. Ну, да что я учу ученого?

Всегда начеку, а тут расслабился Гера, под рыбу хватанул. Щуку семиметровую ему привезли с озер, обрядили соответственно, нафаршировали. Ну, не долларами, конечно. Яичными желтками. Красавица! Гера отщучивался, под острым соусом смаковал. Пил водочку кремлевскую за себя и за нее. И все бы великолепно, да сердце остановилось, как назло, в самый неподходящий момент. Водка будто бы проступила сквозь кожу, как бывает, кровь сочится сквозь бинты. Если снимать в кино, то трудность роли нашего героя – держать во рту окрашенный красным глицерин и живописно вытолкнуть его языком в нужный момент.

Да кому нужны такие подробности? Неправильно это, когда мужчина задолго до пенсии отдает швартовы. Это не повод для шуток. Умер в 7—40 утра, и это дало повод позлословить над созвучием с известной песней, распеваемой по всему миру. Врагов у Геры вообще-то не водилось, поскольку обласканы были гостеприимством все его кунаки – дальше некуда, а злорадство – кто ж от него удержится? Не гляди, что мертвый. Завидовать мертвым – не редкость в современном мире.