Алла Лескова: Кошка дождя

Как-то вступать в социальную связь.

Но все молчали.

Просто смотрели на ногу в бахиле и на ногу без бахилы и молчали.

– Где? Ничего не могу понять… Точно же две было, когда я очередь занимала. Где же вторая, где?

Все пожали плечами, а самая активная и сердобольная сочувственно сказала: потерялась…

Которая в одной бахиле возмущенно всплеснула ногами и говорит:

– Как я могла потерять? Я еще в своем уме… и где я могла потерять?!

Активная и сердобольная обиделась, поджала губы и отвернулась.

Тут уборщица протаранила мокрой шваброй коридор, попросив всех нас поднять ноги, и говорит:

– Господи, ну пройдите по поликлинике, где-нибудь слетела с ноги, вот делов-то… Идите и новые возьмите в ящике, они бесплатные…

– Может быть, вы, когда полы мыли, видели мою бахилу? – не унималась героиня.

– Вы думаете, если я ее даже увижу, буду ходить и искать хозяина? Вот вы смешная, не могу… – ответила уборщица.

И тут одна в очереди резко встала, сняла одну свою бахилу, нагнулась и надела на белую шлепку нашей растеряшки.

Все, говорит, не могу больше это слушать, успокойтесь уже и не морочьте нам голову! И даже пятнами пошла.

А та содрала бахилу и говорит:

– Мне чужого не надо. Спасибо. Я хочу понять, куда могла моя деться. Моя, понимаете?

В этом месте я, конечно, не выдержала и захохотала. Постаралась негромко.

А единственный среди нас печальный, худой и небритый мужчина вдруг как заматерится, как-то неожиданно.

– Блядь, – говорит, – во всем ей хочется дойти до самой сути… епта.

Ну, это он зря сделал.

Уже сколько часов прошло, а я все вспоминаю и смеюсь.

Но он же не знал о моей смешливости, такой худой, небритый и печальный.

Не грусти, мужик, прорвемся.

Позвонил бархатный слишком интимный баритон и спросил:

– Вы готовы разговаривать?

Я сказала:

– Смотря о чем.

И на всякий случай поправила волосы.

– О цифровом телевидении и Интернете, – ответил баритон.

– Мне не нужно цифровое телевидение, у меня телевизор старый, не для цифрового, – отвечаю. – И Интернет есть. Мне хватает.

– Как это старый? Почему старый? Зачем вам старый? Почему не новый? – интимный баритон сменился маркетинговой трескотней натренированного юноши.

– Молодой человек, вы хорошо работаете и все у вас будет хорошо, но мне нравится старый телевизор, на нем может лежать моя кошка и стоять ваза с цветами, а на новом не может, и это для меня важнее цифрового телевидения, которое от этого лучше не станет и хуже тоже. До свидания.

– До новых встреч, мы вам перезвоним вечером, а вы подумайте…

Я предупредила сына, что будет перезванивать юноша про Интернет и цифру.

Сын сказал:

– Достали.

Я сказала:

– Достали.

И мы одновременно посмотрели на кошку Мусю.

Она лежала на старом телевизоре, и от радости, что мы ее не променяли на какую-то цифру, скинула хвост на экран и стала им ритмично постукивать. Перекрыла пушистым рыжим хвостом экран, и я перестала видеть красивую ведущую РБК, которая привычно и буднично сообщала об убитых и раненых… Нельзя красивым женщинам рассказывать одинаковым голосом о котировках на биржах и о войне.

Ни в старом телевизоре, ни в цифровом.

Или, например, та семья в азербайджанском кафе, где я 0,5 армянского коньяка выпила.

Пришли на семейный ужин. Вышли в свет. Муж в новом костюме, руки в карманах, походка…

О, это особая походка!

Походка человека, у которого не было ни гроша, да вдруг алтын.

Хозяин мира сразу. Нет, вселенной. Галактики, чего уж там.

Прическа у хозяина… Сказать странная – смалодушничать.

Прическа то ли запорожского казака, который до сих пор носит в кармане письмо турецкому султану, то ли песняра, то ли просто я от моды отстала. Затылок весь в выбритых бороздках с хвостиками на самом краю, спереди вообще… Не знаю даже, как описать. Везде хохолки, как у павлина.

Во! Вылитый павлин.

И походка, и поворот шеи, и новые скрипящие туфли, и руки в карманах… В которых деньги появились.

С ним жена и дочка.

Жена молодая, не больше тридцати пяти. В нелепом вечернем платье, как на «Оскаре» у актрис, в синем и открытом везде. Ноги от шейки бедра голые. Грудь тоже не в чадре. Для азербайджанского кафе самое то.

Лицо у женщины такое, как будто пьет много лет, с детства. Или плачет много лет.

Несчастливое, заплаканное или спитое лицо, когда-то красивое…

И вечернее синее нелепое платье.