Иван Шаповалов: Феноменальная реальность

То ли дело у нас в дремучей Холопии – придатке белокаменной, под игом третьего Рима – порта пяти морей! Не убий, не укради, запрещено, разрешено, всё просто! Пол страны сидит – пол страны стережёт! Родился здесь – это уже увлекательное приключение, родился на Дальнем востоке – «недопокемонии» – вообще экстрим, уже в ссылке авансом, реалити шоу «Последний герой», длинною в жизнь! Снежные человечки, в погоне за брендом, борются за выживание, людоедствуя повсеместно. Какой там уссурийский тигр, тут депутаты, с комерсами, отстреливают друг друга. Вот, кого, нужно заносить в красную книгу. Стыдно перед другими цивилизациями, держащими нас в неведении о своём существовании. Хотя можно со многими вещами не соглашаться, причин «пресс», мы живём в мире, как минимум, двойных стандартов, и каждый видит свой фантом матрицы. Кто-то, например, так перестёбнуто смотрит на мир, что где то в глубине души мечтает о комсомольской фанатичной серьёзности, но оно вам надо? Любое серьёзное дело, с высоты птичьего полёта, всего лишь ковыряние в собственном навозе, не более того.

Мегаполисы-муравейники – «Царь-грады» и его клоны, единое пространство социальных джунглей, придумали знаки отличия, требующие внешних знаков уважения, почёта, за которые в условиях социальной стратификации, отрываем головы себе подобным, превознося или низвергая их, ширим межу промеж сословий, за иллюзорные потребности, вздувшиеся на ферментах рекламы. Изощрённая градация статусов, по-инквизиторски, изыскано формирует осанку человекотермиту. Тщеславие человекотермитов – порождает иерархические амбиции, спесь подпитывает ранговый потенциал. Биллионы вонючих бумажек в обмен на мнимые статусы «биг фиш» и «намбэ уан». Рекламодающая отрасль порождает толпы потребляторов «химических чупа-чупсин», с их хватательно-жевательным рефлексом, курительно-сосущими привычками, готовыми отпользовать всё и вся, пропустив через себя, как дождевой червячок. И вот этот принцип дождевого червя – и есть наш быт? Манхэтонские воротила, потребляторы-стахановцы, «уолл стритеры», скорее монстры, задают бешенный ритм, а весь мир – подхватывает. Основное же население даёт себя попользовать, затем пользует окружающее пространство.

Эра «аурум мании», несколько модифицировалась, форма другая, её меняет прогресс, суть всё та же и вряд ли изменится, такова наша сущность.

Я проснулся. Шёл фильм. Кто-то только что упал на длинный штырь, сила трения бережно остановила жертву. Тело висело, как шашлык по-француски, на шампуре. Куча крови, а ведь в зале дети.

Ах, если б наша повседневная речь мутировала бы из трехъярусной быдливой похабщины, в Пелевено-Задорновские афоризмы, некий «логос-революшн», как бы поменялся наш менталитет. Ну это скорее будет тогда, когда уровень образования, и что немало важно, образованности, будет такой, что полноправным гражданином государства будет становиться гений, а слово «гений» – станет синонимом слову «гражданин». Опять проснулся и опять бадяженный кетчуп на экране. Ах да, я ж не сказал что за фильм – так это «Пункт назначения 5».

Ну наконец то! Фильм закончился, третий сорт – не брак. Как в том анекдоте: «Пришёл «челяба» – мужик, такой «не до Коля Валуев», скорее портово-докерной внешности, в шашлычку – кормушку для сегмента студентов и малоимущих, где перечницы и солонки без кодовых замков, но вместо этого строгий запрет на: «руками и яйцами в соль не лазить!», заказал котлет, по-домашнему, отделил от мух, смотрит на тёплую кучку мясца, а ведь оно когда-то бегало, прыгало, скулило… Начал есть. Ест, желваки попадаются, он сплёвывает. Ест дальше, ему кость попалась, чуть зуб не сломал, сидит матерится. В форсированном режиме работает челюстями дальше, ему опилки попадаются, язык прикусил, матерится, плюётся, посудой гремит. Сморщив лоб, собрав две брови воедино, они уже как спойлер, призваны улучшать аэродинамику его огромного, с позволения сказать, лица, как козырёк прикрывают его от проникающего через окно яркого солнечного света, который поджаривает его ещё пока «гневную ярость-магму». Но чувство ещё неутолимого голода – берёт своё, мужик продолжает усиленно на повышенной скорости работать «хлеборезкой». Тут мужик замер… всё последняя капля, в башке звякнула микроволновка, «аффект» – готов! Картина маслом: мужик вытаскивает, из своего «жевала», погнутый ржавый гвоздь, затем свой сломанный зуб. «Затупилась хлеборезка!». И как возопит, то ли от боли, то ли от возмущения, а быть может от нахлынувших, так долго скапливающихся им эмоций: «БЛЕАААААААААТЬ!!!». На тревожную сирену, нервно спотыкаясь, прибегает администратор, она же официантка, кухарка, шеф-повар, пивной сомелье, шоколатье, стрип-денсерша, и уборщица, ко всему прочему, хостес, гейша, метрдотель и всё что скажете – всё в одном лице. «ТВОЮ МАТЬ…» – заметно шепелявя, не унимается щербатый жертва-потребитель, его кривые сущности повылазили и стремительно заполнили окружающее пространство. Тем временем: харчующие посетители, на половину фаршированные, этими самыми, с разрешения сказать, котлетами, лениво пожевывая, автоматически переквалифицируются в зрителей, устраиваются поудобней, ведь по ящику такое не покажут – везде всё постановочное, а тут «реалити», без цензуры. В черепной коробке сработал переключатель, с «хлеба» на «зрелища», ипостась наблюдателя-зеваки стремительно вырвалась наружу, как джин из бутылки. Представитель мобильной столовки – специалист широкого профиля, подходит, гася инерцию, на безопасное расстояние, в боевой стойке – сахарница, захватив с собой энциклопедию жалоб, с боевым кличем: «гуттен морген, парниша!» предстаёт перед ним. Готовится выслушать, на расстоянии плевка, претензию разгневанного посетителя, за окном, накаляканный размашистым развесёлым шрифтом, лозунг-призыв: «Не разбивайте сердце никому – ломайте кости их – 206».