Александр Косарев: Тайна львовских подземелий

Представление наше всегда происходило по псевдонимам, или если хотите по кличкам. Так я, например, был «Химик», человек отвечавший за бытовое обеспечение и пропитание звался «Большим куско́м». Самое интересное прозвище носил один из профессиональных землекопов. Его все знали только как «Ры́ло» и никак иначе. Чисто номинально каждый из нас имел свой круг чётко очерченных обязанностей, но на деле большую часть работы мы делали вместе, всячески помогая друг другу. И только в самые ответственные моменты вперёд выдвигался тот, кто являлся в этом вопросе самым лучшим специалистом. Например, моей специальностью стало обезвреживание найденных боеприпасов. Здесь требовалось как величайшая осторожность, так и одновременно величайшая изобретательность.

Ведь каждая находка имела свою уникальную историю. Какие-то из них долгое время лежали в сухом песчаном слое, а другие приходилось извлекать из топких болот. Какие-то боеприпасы были готовы к немедленному применению и представляли реальную опасность, другие же были абсолютно безопасны, несмотря на их, иной раз совершенно печальное физическое состояние. Да, бьюсь об заклад, что вы подумали, будто хранившиеся в песке взрывоопасные предметы и сохранились лучше прочих. Ничего подобного! Как раз из самых отвратительных и труднопроходимых болот мы и извлекали самые хорошо сохранившиеся боеприпасы. Парадокс, скажите вы? А вот и нет! В песчаном слое ведь что происходило за последние полстолетия? Лежит там, допустим, неразорвавшийся боеприпас на глубине обычно одного – полутора метров. Пройдёт сверху дождик, накопится в песке водичка. Омоет она сверху корпус снаряда и уйдёт, как ей и положено вниз. Воздух вновь просочится между песчинками и постепенно корпус начинает ржаветь, несмотря на краску и смазку.

Летом эта церемония происходит почаще, зимой соответственно пореже. Но и зимой тоже свои сложности случаются. Теплоёмкость песка и снаряда разная, теплопроводность тоже. Получается очень интересный эффект, который мы между собой назвали «вымораживанием». При нём, во время оттепелей под снарядом образуется тонкая ледяная корочка, которая пусть и медленно, но верно начинает выдавливать его из глубины к поверхности. А при этом, что, думаете, происходит? Правильно, слабенькая поверхностная ржавчина начинает сдираться о песчинки и камешки и скорость ржавления ускоряется многократно. Но корпус-то снаряда нас никогда не интересовал, не в скупку же его тащить! Нас интересовал в первую очередь взрыватель. Если взрыватель на месте, то нам сигнал очевидный – эта военная болванка смертельно опасна. Тут для меня самое «интересное» начинается! И для других конечно, издалека за этим наблюдающих. Наверное, даже пари заключают, насчёт моей удачливости!

Но мне не до глупых пари. Наступает самый пиковый момент во все операции, но это и есть мой коронный номер. Все отходят подальше, а в яму спускаюсь только я, я один. На ногах легчайшие тапочки, штанишки спортивные, на резинке еле держатся, маечка драненькая. Никакого металла на мне нет, Боже упаси! Только скальпель из чёрного, железной крепости дерева, да спринцовка резиновая с водой. Вот и весь мой, на этот момент, инструментарий. Прежде всего, когда оказываюсь рядом с очередным объектом, я обычно кладу на него ладонь левой руки и стараюсь установить с ним какую-то незримую связь. Ведь это не просто ржавая болванка передо мной лежит, нет. Это и кормилец мой, но одновременно и смерть моя беспощадная. Вот она свернулась в плотный грязно-коричневый клубок и ждёт.

Чего ждёт, спросите? Отвечу. Ошибки она моей ждёт, оплошности самой невинной. Снаряд, или мина старая, это как матёрый сторожевой пёс. Он бы и рад облизать гладящую его руку, но инстинкт заставляет его только хрипло лаять на всех без разбора! Причём, что удивительно, я прекрасно это всё осознаю. Это для меня взрыв это смерть, а для неё ведь нет. Для него взрыв – это как раз и есть жизнь! Короткая, мгновенная, но жизнь. Вот, какая братцы непростая диалектика!

Так вот, слушай дальше. Присаживаюсь я около обычно лежащего на боку очередного снаряда и, закрепив его «скотчем» к предварительно вбитому рядом деревянному колышку, принимаюсь за дело. Осторожно, будто его поглаживая, начинаю расчищать деревянным скальпелем головную часть отчего-то не взорвавшегося снарядика. Там находится взрыватель, именно к нему основной мой интерес. Слой за слоем очищаю я его, ровно до той поры, пока не отчищу добела границу между стальным корпусом и самим взрывателем. Как только докопался, беру спринцовочку и проливаю это место водой с густо разведённой в ней марганцовкой. Это самый роковой момент. Прикипел взрыватель, приржавел насмерть, это один вопрос. А ну как нет! Ведь и такие случаи бывали, и не раз.