Ирина Шанина: Девятый год черной луны

У Ксюхи Владикиного таланта, – выдавать откровенную туфту за «продукт завтрашнего дня» нет, так что мне было очень интересно, кто тот таинственный и безумный работодатель, который готов платить не за работу, а за самовыражение.

Ксения молчала, я тоже не торопилась задавать вопросы. Тому было несколько причин. Во-первых, я уже задала вопрос и пока не получила на него ответа. Во-вторых, есть у Ксеньки неприятная черта, она любит недоговаривать фразы. Вот и сейчас она сидела, загадочно улыбаясь, будто и в самом деле нашла способ, не напрягаясь и не насилуя свою ленивую натуру, заработать себе на хлеб с икрой и маслом. В отличие от нас, трудолюбивых пчел, а, по сути, идиотов, которые гробят себя на нелюбимых работах, пусть даже за приличные деньги. Мы помолчали еще минуты две, после чего я демонстративно зевнула.

– Пожалуй, пойду-ка я спать. Завтра мне на работу вставать рано.

Я собрала со стола посуду, неторопливо подошла к мойке, открыла воду и, не спеша, тщательно вымыла бокал. Ксенька мой прием разгадала, но сдалась не сразу, а только когда я, пожелав ей спокойной ночи, вышла из кухни.

– Ты куда? – крикнула она мне в спину. – Тебе не интересно, куда я собираюсь выйти на работу?

– Очень интересно, – искренне ответила я, – но мне показалось, что ты, по какой-то причине, не хочешь рассказывать.

Ксения смутилась.

– В общем… Ты угадала, – призналась она, – не очень хочу.

– Тогда не нужно себя насиловать, – посоветовала я, – не рассказывай.

И я ушла в свою комнату. Еще некоторое время было слышно, как она ходит по кухне, что-то бормочет и чем-то звякает, а потом звуки уплыли, мне приснился сон.

Лето, жара, поляна в лесу. Пахнет травами и немного земляникой. Я стою около сосны, трогаю пальцами потеки смолы на коре. Я кого-то жду. Я знаю, этот кто-то обязательно придет. Время тянется медленно, почти так же медленно, как идет по небу июльское солнце. Июль – макушка лета, даже в среднерусской полосе месяц этот жаркий и солнечный. Хочется пить, но у меня нет с собой воды. Можно поискать землянику, в этом году лето выдалось хорошее, ягод – тьма-тьмущая. Ногой, обутой в странный ботинок, я ворошу стебли травы. Земляники нет, зато в обилии ползают черные муравьи, как раз под сосной огромный муравейник. Несколько муравьев заползает мне на ногу, я их стряхиваю и отхожу подальше.

Жарко, жарко… Глаза сами закрываются, я щипаю себя за руку, – спать нельзя, ни в коем случае нельзя спать.

Среди деревьев мелькает красное платье. Девушка, которую я жду, не спешит выйти на поляну. Зря она надела красное, теперь я знаю, что она уже здесь. И я готова…

– Ты спишь? – подруга мягко, но настойчиво трясла меня за плечо.

– Сплю, – буркнула я и попыталась скрыться от нее под одеялом.

– Ты обещала со мной поговорить, – не сдалась она и бесцеремонно зажгла верхний свет.

Я натянула одеяло на голову, но свет от шести галогеновых лампочек в недавно купленной люстре нагло проникал даже под одеяло.

– Что тебе? – невежливо поинтересовалась я, не высовывая головы.

Ксения плюхнулась на кровать и нагнулась к тому месту, где, как она предполагала, находилась моя голова. Тут же выяснилось, что одеяло не служит препятствием не только для света, но и для запаха алкоголя.

– Ты обещала, – с настойчивостью, свойственной педантам и сильно нетрезвым людям, повторила подруга, – обещала выслушать меня.

– Погаси верхний свет и включи ночник, – скомандовала я, – тогда я тебя выслушаю.

Нехорошо, конечно, ставить ультиматумы друзьям, но с Ксенькой иначе нельзя. Она, как человек давно не работающий, элементарно не понимает, почему мы, такие зануды, не горим желанием сидеть до утра за неторопливой беседой о чем-нибудь возвышенном, например, о природе пламени. Один раз ей удалось-таки нас уговорить. Первой, будучи по биологическим ритмам типичным жаворонком, не выдержала я, вторым вырубился «некоронованный король российского креатива» Влад Бубенников, дольше всех продержались Маринка Кожевникова (будучи журналистом, она тоже часто работает во второй половине дня) и еще один наш друг, Андрей Вокенаар.

Об Андрюхе хочу немного рассказать. Вообще-то первые тридцать лет он прожил под фамилией Горошко. И был он всегда чем-то недоволен. Недоволен своей фамилией, которая, как он считал, звучала несерьезно и поэтому могла стать препятствием серьезной карьере. Недоволен правительством, которое, с его точки зрения, принимало совершенно идиотские законы. Еще он был недоволен тем, что родился, по его собственному выражению, «не в той семье», что также ограничивало его шансы стать СЕО крупной (желательно зарубежной) компании. Самой любимой темой Андрея в студенческие годы была тема «заграничной жизни». Причем, поскольку он на самом деле был из небогатой семьи, ни в одной «загранице» (на тот момент времени) Андрей не был, однако же, почему-то имел твердую уверенность, что в «загранице» его способности были бы куда как более востребованы. Выбраться в заветную «заграницу» на постоянное место жительства можно было несколькими способами. Андрей Горошко внимательно изучил все возможные и часть из них: эмигрировать как преследуемый по религиозным мотивам, получить грант на обучение, а потом зацепиться в тамошнем университете, – эти возможности он отринул, как трудоемкие и не дающие стопроцентного результата. Остался один, тоже довольно хлопотный, как считал Горошко, зато проверенный способ, – жениться.