Гаджимурад Гасанов: Зайнаб (сборник)

– Ведь, я с первых минут встречи чувствовала, что нас связывает что-то большое, родное! Это – судьба!

Она растрогалась до слез: «О боже, есть справедливость на Земле!» Она долго успокаивалась, вспоминая родной край: его изумительную природу, Хучнинский водопад, «крепость семи братьев и одной сестры», больше всего она говорила о гостеприимстве земляков. Зарра успокоилась. Она извинилась за слезы умиления, стала спешно накрывать стол, как это умеют делать дагестанские женщины. Я раскупорил бутылку коньяка и разлил приятно пахнущую жидкость по стаканам.

За наш импровизированный стол мы вежливо пригласил наших соседей. Но те, пряча глаза, от нас сконфуженно отвернулись. Видимо, им стало совестно за свое невежливое поведение. Они почувствовали себя стесненно, глазами друг другу сделали знаки, мол, «выйдем». Они встали с полок, не стесняясь нас, стали переодеваться в парадно-выходные костюмы. По тому, как девушка тщательно одевалась, наводила макияж, было понятно, что они собираются в ресторан. По блеску в глазах Зарры я понял, что она рада их уходу.

«Видимо, при первой же встрече в купе между моими спутниками пробежала искра недоверия. Но когда они успели почувствовать друг к другу такую глубокую неприязнь, – я заметил, что тоже нетерпеливо ожидаю их ухода, – возможно, со временем причина их ссоры сама собой раскроется».

– Причина? Мой земляк, причина сокрыта вот здесь! – она резким движением руки содрала с лица шаль.

– О, боже, какое наказание? Что за лицо? В кого ее превратили? – девушка страшно побледнела, вся задрожала, закрыла лицо руками, упала на пол и зарыдала.

Мы с парнем подняли ее на ноги, уложили на полке. Парень обнял ее за плечи, стал успокаивать. Но девушка истерично кричала, вырывалась из рук. Зарра передала мне стакан минеральной воды. Я брызнул девушке в лицо пригоршню воды, успокоил, привел в чувство.

В купе установилась гробовая тишина, только снаружи был слышен ритмичный стук колес вагона о рельсы. И в этой тишине я, как смертный приговор, услышал могильный голос Зарры:

– Если бы меня наказал бог! – вдруг она захныкала. – Тогда это было бы не наказанием, а моей наградой! Наказали меня люди с фашистской свастикой на рукавах!

Я был поражен не видом ее лица, а тем, как, с какой интонацией она эти слова выговорила.

«О, Аллах, что за лицо, за что ее так жестоко наказали? – встрепенулось мое сердце. – У нее же нет половины лица!» – не верил я своим глазам.

У Зарры на правой части лица вместо щеки выступала костлявая беломраморная скула. Скула была обезображена обтянутой гармошкой сизо – голубой сморщенной кожей с багровыми и синеватыми разветвлениями и молочного цвета прожилками внутри.

Я задрожал. Это обезображенное лицо молодой женщины в моем сердце одновременно вызвало смесь жалости, ужаса, отвращения. Мне казалось, что это не реально, что я вижу какой-то страшный сон. Мне не хотелось верить, что современный человек может быть таким жестоким, что он лицу женщины может нанести такое средневековое увечье. Я потерял ощущение реальности времени. Я плохо соображал. Застыл на месте. Чувствовал, как зябну, словно, вся моя кровь из тела отхлынула к сердцу. Сердце бешено забилось, готовое вот-вот разорваться. Оно безостановочно скакало, пугливо билось о грудную клетку. Стучало в моих ушах так звонко, как молот по наковальне. Еще одно мгновение, оно не выдержит такого натиска и разорвется. Руки стали ватными, а ноги подкашивались.

Я прилагал усилия, чтобы в легкие набрать воздух, вытаращенными глазами, заворожено глядел на ее обезображенное лицо. От напряжения слезились глаза, не хватало сил, чтобы выдохнуть набранного в легкие воздуха. Я задыхался. Одновременно и жалел Зарру, и ненавидел.

– Вот такая реакция бывает у всех людей, когда перед ними открываю свое второе лицо! – еле слышно выдохнула Зарра. – Боюсь, даже на том свете не найду себе места, где бы могла прятаться от ужаса и презрения людей, которое вызывает мое изувеченное лицо! Вы думаете, мне легко жить с таким лицом, мириться с презрением людей? – из ее глаз брызнули слезы. – Я мечусь между жизнью и смертью, между светом и тьмой и нигде не нахожу душевного покоя! Я на свете до сих пор не нашла ни одного живого существа, способного проявить ко мне хоть элементарное сострадание, ни одной живой души, пожелавшей спасти мою загубленную душу! О, боже, как жестоко я наказана за любовь к мужу и сыну, за верность Родине! Разве я заслуживала этого наказания?! За что ты подвергаешь меня таким испытаниям? – легла на лавку лицом к стенке и навзрыд заплакала.