По обычаям гор Рустам похоронил жену. На пятьдесят второй день у него в сакле собрались родные и близкие. Он зарезал бычка, раздал милостыню, пригласил сельского муллу и с чтением молитвы на ее могиле установили могильную плиту.
Семья Рустама с потерей хозяйки, матери полностью осиротела. Рустама горе раздавило так, что ему не хотелось жить. Он заболел, слег в постель. Все заботы о больном и разбитом горем отце, семье легли на хрупкие плечи Зайнаб. Зайнаб перед трудностями не поникла головой, бессильно не опустила руки. Она своим характером, настырностью пошла в мать. Она была вынуждена взять в свои руки бразды правления семьей, иначе в суровых условиях войны младшие братья бы померли с голоду. Зайнаб долго выхаживала отца, как ребенка кормила с ложки. Приложив неимоверные усилия, подняла его на ноги.
Дочь преподала отцу суровый урок стойкости перед трудностями жизни. Он понял, что только ежедневная борьба за жизнь сохранит его семью от нищеты и голода. И по настоянию дочери они взялись за свое ремесло.
Они стали бродячей музыкальной труппой. Ходили из селения в селение; по вечерам у приютивших их кунаков, в сельском клубе устраивали импровизированные музыкальные представления. Их известность, авторитет рос изо дня в день. Во всех селах принимали их как желанных гостей. За предоставленную музыкальную программу кто благодарил их деньгами, кто меркой муки, кто куском вяленого мяса. В округе почти не было поющих и играющих на музыкальных инструментах людей. Поэтому в любом селении появление бродячей труппы становилось событием.
Но слепому ашугу с дочерью больше всего нравилось собирать зрителей у себя в сакле. Сельчане тоже любили коротать у очага ашуга Рустама зимние вечера, слушая душераздирающие песни Зайнаб, виртуозную музыку слепого музыканта, стоны страждущего чунгура. В тяжелые годы войны чунгур слепого ашуга, песни Зайнаб растапливали застывшие сердца сельчан, их музыка объединяла, придавала им силы бороться и трудиться.
Чунгур в руках слепого музыканта, животрепещущие песни Зайнаб творили перед сельчанами чудеса.
«Я хочу быть Солнцем, согревающим тебя в стужу», – пел чунгур.
«А я хочу быть Луной, открывающей тебе просторы ночи», – вторила ему Зайнаб.
«Я хочу быть Млечным путем, прокладывающим тебе дорогу к суженому», – звенел чунгур.
«А я хочу быть живительной каплей воды, утоляющей твою жажду в степи», – упоительным голосом пела Зайнаб.
«Я хочу быть ветром, гоняющим от тебя грозовые тучи», – раздирал душу чунгур.
«А я хочу быть слезой, умирающей на твоих губах», – с придыханием вторила Зайнаб.
В своих песнях слепой ашуг и его дочка клеймили позором тайных врагов, сеющих раздор, панику среди части населения, неподготовленной к тому, чтобы жить и работать в суровых условиях войны. Они бичевали дезертиров, уклонистов, бандитов, которые в облике оборотней темными ночами бродили по глухим лесам, прятались в пещерах, грабили колхозные амбары с хлебом, нападали на активистов села, убивали их, вели антисоветскую пропаганду.
Мужчины в саклю слепого ашуга приходили не столько слушать его виртуозную игру на чунгуре, сколько слушать чарующие песни его дочери, любоваться ее неземной красотой. Саклю слепого музыканта облюбовали и многие женщины и девушки села. Только они приходили в эту саклю не столько слушать песни Зайнаб, сколько ревниво следить за очарованными Зайнаб их мужьями и сужеными. Они боялись, как бы эта искусительница не совратила их мужчин! Соперницы не могли не признать красоту Зайнаб, ее чарующий голос, ее явное превосходство над ними. За это они Зайнаб боялись и ненавидели. Все соперницы Зайнаб не могли не признать, что она своей дьявольской красотой не только похожа на мать, но и во многом ее превосходит. В ее характере видели неповторимость покойной матери, в ее сердце – своенравность, непокорность, слышали тот же голос, в ней видели ту же гордячку и задиру. Прямо вылитая мать!
В селах округа Зайнаб была у всех на слуху: на годекане у мужчин, на роднике у женщин. Она не оставляла их в покое даже по ночам во сне: она снилась многим джигитам, с ней боролись ее соперницы. К ней безразличными оставались только самые бесстрастные мужчины и слепые женщины.
Зайнаб была девушкой, похожей на молодую, гладкую, белоствольную березу. Она многих мужчин своим светлым, чуть продолговатым красивым лицом, огромными манящими глазами сводила с ума. Все в ней было необычно: величественная осанка, вызывающая зависть соперниц, степенная походка, выводящая их из себя. У нее была небольшая, чуть удлиненная головка, гордо восседающая на лебединой шее. Прямой, высокий, выточенный, как из белоснежного мрамора, лоб придавал ей силу загадочности и величественности. Разлет ровных лучистых бровей, огромные бездонные с магическим свечением глаза, спрятанные под длинными густыми ресницами; гладкие, кровь с молоком, щеки, выструганные рукой скульптура – все в ней говорило о породе и неповторимом великолепии. Самыми приметными были миндалевидные глаза: манящие, светящиеся умом, пронзительные, ищущие, зовущие, колючие. В них одновременно сочетались власть, страсть, нежность, недоверие, отчуждение. Они были жгучими и в то же время холодными. Эти глаза были замечательны тем, что в них всегда горела живая мысль; они, как звезды, неожиданно затухали и зажигались под вихрями мыслей и необузданных страстей. В них жизнь била ключом. В них отражались влажные вихри горных вершин, дикая жгучесть прикаспийских степей, глубина морей, грохот водопадов.
Читать дальше