Ева Видмер: Пустота

Теперь Кирилл настаивал на продаже ее мира, ее дома, и они впервые поссорились так сильно, что Маргарита была вытеснена сюда. Нет, она ни за что не могла допустить исчезновения своего мирка. Только он ей по-настоящему принадлежал. На покупку этой квартиры и переезд сюда ушли все средства, оставшиеся ей от ее семьи. Это место никогда не душило ее теснотой, а только защищало от огромного внешнего мира, помогло начать жизнь заново. У этой квартиры была душа, и она хозяйку любила. Маргарита не могла ее предать.

Дошло даже до того, что моя Маргарита отказалась вовсе жить у мужа, хотя ни он, ни я всерьез не поверили этой угрозе, и все же девушка сидела сейчас здесь одна, дожидаясь утра, когда все равно придется вернуться и к мужу, и к разговору. Она уже знала, что ему предложит, но даже от этого собственного решения у нее болело сердце.

Кирилл согласится сдавать квартиру, чтобы она не стояла пустой и не мозолила ему глаза. Мои люди в тот же день начали переселение вещей через лестничную клетку. Оглядывая в последний раз опустевшую спальню с голой кроватью и обнаженными стенами и полками шкафов, как будто ей запрещено возвращаться, Маргарита заметила отклеивающийся уголок обоев под потолком.

Видишь, она страдает.

– Ремонт нужен не только тем, кто переезжает. – ворчливо забормотал Кирилл, не скрывая раздражения, Маргарита покачала головой. – Прекрати. Мне кажется, ты просто не хочешь жить со мной. Тебе нравится приходить и уходить, когда вздумается, только мы теперь семья. Если ты жалеешь об этом, то просто скажи, не нужно глупых отговорок, сотни людей переезжают, но дома не рушатся.

Маргарита опустила голову от обрушившихся на нее чувства и обиды, и вины. Но ей казались его слова преувеличенными. Мои люди никогда ничего не решали вместе. Один принимал решение, а второй либо соглашался добровольно, либо подчинялся. Кирилл был старше и был мужчиной. Все сильнее и сильнее он давил на Маргариту. Она продолжала молчать, ее накрыло волной бессилия, слабости и тошноты. Перестало хватать воздуха. Девушка побледнела.

– Пойдем, – тихонько выдавила она, чтобы они вместе смогли вернуться домой, – я просто боюсь. Мне ведь просто нужно место, которое было бы моим, понимаешь? – девушка взглянула в лицо мужа с опаской, – не надо душить меня. Пожалуйста. Я ведь не поступаю так с тобой.

Кирилл сделал маленький шаг назад, как будто его ударили, молча глядя на жену, ошарашенный. Но в себя он пришел быстро, поставил на пол коробку, которую прижимал к груди, и протянул Маргарите руки. Она беззвучно подошла и прижалась к его груди, разом провалившись в его руки.

– Прости, если я все порчу. – сказал он, и от его голоса даже у меня по спине забегали мурашки. Маргарита прижалась крепче, собирая последние силы. Я ведь ни разу не слышала, чтобы они говорили, что любят друг друга. Мои люди просто знали и так, что значат друг для друга больше, чем может вместить в себя это слово.

Я по себе знала, как соблазнительно и опасно желание полностью контролировать жизни своих людей, держать их на расстоянии вытянутой руки. Интересно, в какой момент понимаешь, что слишком сильно сжал в своих руках своего самого главного человека? Когда он уже еле дышит и уже даже не просит пощады? Или чуть раньше? Или, может, никогда?..

Мне не нужно было то и дело проверять, я сразу почувствовала, что Катерина вернулась, и, в соответствии с нашим безмолвным правилом, я дождалась вечера. Она меня ждала. Окно было открыто настежь, на полу лежал открытый чемодан, плевавшийся ее вещами, а сам мой человек сидел на столе, скрестив под собой ноги и закрыв глаза.

– Я по тебе скучала, – сразу же сказала мне она, и я почувствовала, как тепло поднимается по моему телу от ступней.

Она открыла глаза и соскочила со стола, возвращаясь к вещам. Мне не пришлось спрашивать, мой человек сам начал рассказывать о том, как целыми днями они могли, несмотря на жару, гулять, забегая охладиться в кафе, магазины и изредка музеи, бродили по одним и тем же улицам, которые все равно не надоедали, катались на старых трамваях, которые шумят так, что иногда перестаешь слышать собственные мысли. Катерина улыбалась и начинала светиться еще ярче. Каждый их вечер заканчивался одинаково: они падали без сил от усталости на диван и начинали записывать что-то в свои тетради, не давая себе шанса упустить забыть о какой-нибудь мелочи из своих впечатлений и идеи. Они обе были так вымотаны, что не хотелось разговаривать, но все равно время от времени читали друг другу что-то и смеялись, откуда-то заново черпая силы, а потом снова затихали и погружались в свои тетради.