Емельян Марков: Маска

– И твое в том же: что ты меня не понимаешь. Да… А я понимаю, что, как поймешь что-нибудь, самое простое, пустяшное, сразу оказываешься в дураках, ощущение, будто тебя разыграли. Следовательно, лучше разыгрывать самому.

– Себя, – уточнил Женя.

– Себя – в том числе, – прибавил Филя.

– Но сколько веревочке ни виться…

– Это если у веревочки концы не связать. У Лобачевского было двенадцать детей. Он и доказал, что параллельные линии пересекаются. Только с двенадцатью чадами такая мысль может прийти в голову. А ты про веревочку.

– А я про веревочку, – согласился Женя.

Надежная бутылка опустела, потребовалась еще надежней, такая потребовалась, которая встала бы твердыней, как волнорез перед вечерним штормом чувств и предчувствий. Сходили вполоборота друг к другу, как жонглеры, за второй. Вернулись, устроились с бокалами вольготно: Женя погрузился в кресло, Филя раскинулся на тахте.

– Ты – чудо, – как бы оправдываясь, рассуждал Женя.

– Откуда ты меня знаешь? – с загадочной жаждой спросил Филя.

– И я скоро забуду, что ты чудо, – пообещал Женя, – ты меня переоцениваешь. Точнее, не забуду… Не совсем забуду. Буду знать, что где-то влачит существование мой дружок, который, безусловно, чудо. Но эта мысль будет досаждать мне, томить меня в неволе…

– Ты что, совершил какое-нибудь преступление, что собрался в неволю?

– Я о другой неволе…

– А! Ты скоро женишься? – радостно предположил Филя.

– Да, я скоро женюсь, и у меня дурные предчувствия. Я схожу с ума от предчувствий, тем страстнее хочу жениться.

– Нельзя ли тебе пожить с женщиной просто так?

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что ее у меня нет. – Женя глянул доверчиво.

– Найди.

– Не могу. – Женя привычно заупрямился.

– Почему?

– Потому что женщин вокруг пруд пруди, сплошные женщины, ткни пальцем в пространство, ойкнет женщина.

– Вот и бери ту, которая ойкнет.

– Ты же знаешь, я не буду тыкать. Если тыкну, то в тебя. Потому что я боюсь неизвестности. А женщина – это неизвестность. Вот в тебе нет неизвестности, в тебе все озвучено, как в опере Верди.

– Ты знаешь, я Верди не очень…

– А я очень. Я люблю и Верди, и тебя, совмещаю несовместимое. Я тесный человек. Свободной женщине будет тесно со мной. Я боюсь ошибиться, потому что это будет навсегда. Я никогда не мог постичь: как ты сегодня зачарованно гуляешь с ехидной шатенкой, завтра уже приветливо улыбаешься преданной тебе в доску скуластой блондинке, а послезавтра ты жених Нонны, заманчивой и милостивой, как дальняя дорога.

– Да, ты прав, у человека вызывает восторг то, чего он не понимает, – согласился Филя.

– Ты всегда восторгал меня, – не согласился Женя, – оттого я по мелочам, по пустякам предавал тебя в школе, дразнил заодно с другими…

Хлопнула входная дверь. Вернулась Нонна.

– Вечер добрый, Нонна, – многозначительно встретил ее Женя.

Вместо ответа Нонна совлекла с себя малиновый мохеровый свитер, осталась в лифчике, а свитером запустила в то кресло, в котором сидел Подоконников. Тот цепко поймал свитер, выпучил на Нонну глаза. Глаза блеснули, но блик на его смуглом лбу блестел ярче. Выпуклые губы приоткрылись изумленно, словно он, как окунь, искал потерянную влагу.

– Может, ты еще лифчик сдернешь? – спросил Филя, приосанившись на тахте.

– Могу и лифчик, если хорошо попросишь! – с жестокой улыбкой ответила Нонна.

– Давай, покажи себя, – пригласил Филя.

– Сейчас! Вы тут пьянствуете, а я устала после работы. Тебе не приходит на мысль? Я знаю, тебе приходят в голову только витиеватые мысли, а простые твою голову обходят стороной. Но вот ты, Женя, попроще. Ты, я предполагаю, понимаешь, что я устала и хочу спать? Я просто раздеваюсь с намерением лечь спать. Присутствуете вы, отсутствуете, мне на это все равно, накроюсь подушкой – и нет вас. Ты, я предполагаю, понимаешь, если он не соображает ничего? Тоже молчишь? Я выключу сейчас вам свет и лягу спать, можете просиживать в темноте.

Нонна вправду выключила свет, но сама не легла, вышла из комнаты.

– Мне, наверное, лучше исчезнуть, – нарушил тишину Женя.

– Мы и так вроде как исчезли. Я, например, тебя не вижу, – ответил Филя, – не вздумай убежать и оставить меня в идиотском положении, это будет подло.

– Ты же знаешь, меня это никогда не пугало, – напомнил Женя.

– Это не по-товарищески, – уточнил Филя. – Ты же сентиментален до мозга костей: способен совершить подлость, но не в состоянии поступить не по-товарищески. Оттого ты останешься.