Array Сборник - Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля

Тоской объятый и крамолой,
на стыке века с новым веком,
«Я лишь любовь считаю школой,
где учатся на человека!» [2] Строки Т. Бек.
Её окончить не смогу я,
в ней буду я учиться вечно,
урок пропущенный смакуя,
где объяснялась человечность.
А на короткой переменке,
себя представивши героем,
я попрошу конспект у Ленки,
падёт из-за которой Троя.
Пройдёт сторонкой Пенелопа,
взмахнёт Улисс плащом армейским…
Но от всемирного потопа
есть дед Мазай и Ной библейский.
Орест с Пиладом мне по духу,
я чту Изольду и Тристана,
я всю библейскую чернуху
познаю, но любить не стану.
Иуда, Каин, дщери Лота,
Змей-искуситель… Для престижу
всё можно до седьмого пота
зубрить, да пользы в том не вижу.
Посланье Павла к коринфянам
читал я как завет поэтам,
и губы пахли сладко-пряно
моей девчонки знойным летом.
И в школу эту принят будет
мой сын без блата и нажима:
в ней побеждённого – не судят,
важнее честь в ней – не нажива.
Поклявшись жизнь отдать всю музам,
коварство их познав при этом,
я лишь любовь считаю вузом,
в жизнь выпускающим поэтов!

Восточный ветер снова дождь принёс,
вновь беспорядки в княжестве астральном.
Зачем сосна, взобравшись на утёс,
одна стоит на монстре этом скальном?

Зачем от сосен стройных в стороне
плывёт в ночи, уж вы не обессудьте,
как странный иероглиф при луне
на звёздном небе с непонятной сутью?

Её ломают ветры, тучи гнут,
то град сечёт, то снег, то ливень льётся,
поэт настырный тоже тут как тут —
с вопросами своими пристаёт всё.

Она стоит. Ствол искривлён слегка.
Но ветви – словно крылья в бурю чаек:
то об неё споткнутся облака,
то синева её не замечает.

И сразу видно, как ей нелегко
и одиноко, колет ветви иней,
туман в ущелье сизою рекой
плывёт и растекается в низине.

Но, кроною на юг наклонена,
так держится за гибельное место,
как будто что-то ведает она,
что большинству из сосен неизвестно.

О, подожди, она ещё взлетит,
она докажет, трудно вырастая,
что счастлива, и ей метеорит
послал воздушный поцелуй, растаяв…

Есть приметы успеха довольно простые,
их не зная, подводнику – просто ни шага:
если к мысу Мартьян мчатся волны косые,
значит, под Аю-Дагом лютует штормяга.
Но зато полный штиль за горой этой славной
и полно зубарей с горбылями при этом,
я недаром в подводной охоте недавно
корифеем считался и авторитетом.
Я легко мог подкрасться к заветной кефали,
мог над гротом парить невесомо, как птица,
вы такую стратегию знали едва ли,
чтоб без всплесков нырнуть и на дне раствориться.
Невидимкою стать, стать ландшафтом подводным.
Осязать всеми нервами водные токи.
Этот спорт стал сегодня престижным и модным,
я же помню его зарожденья истоки.
Примитивные ласты. Ружьё-самоделка.
И – вперёд! И – до дрожи! Наивные дети!
Ах, каких лобанов мы встречали, где мелко,
где сейчас и бычков вездесущих не встретить.
Оплывали мысок золотые рыбёхи,
растворялись в глубинах коварнее глюка:
даже сделать задержку дыханья на вдохе,
по секрету скажу я вам, тоже наука.
Опыт рос по крупицам. Но в том-то и дело,
что себя утверждая в неведомом мире,
становилось уверенным ловкое тело,
становилась душа и богаче и шире.
А откуда бы это стремление к рифмам,
к этим (ох и нелёгким!) над словом победам:
если плавал ты в маске над солнечным рифом,
как о чуде таком всем другим не поведать?
Проза здесь отдыхает! Поэзию прозой
передать, что назвать тюбетейкой корону, —
это так же нелепо, как, скажем, мимозу
предложить вам понюхать по телефону.
Мастерство и отвага! Везенье и удаль!
Фанатизм, наконец! Быть упёртым, как стоик!
А помехи – внезапный штормяга ль, простуда ль, —
это мелочи быта, о них и не стоит…

От Фороса в Батилиман
самый близкий путь – это водный.
Ломонос – из породы лиан —
земляничник оплёл мелкоплодный.
И поплыл я, минуя залив,
как фанатик подводного спорта,
подогретой водички залив
в «калипсо» [3] «Калипсо» – французский подводный костюм мокрого типа, самый популярный у подводников 70-х – 80-х годов ХХ века. для тепла и комфорта.
Описательный сбавлю запал,
он в поэзии главный едва ли:
бьются волны у ласпинских скал
и несутся навстречу кефали.
Подстрелил сразу парочку влёт
и рулену, то бишь зеленуху,
на охоте мне часто везёт,
как друзья выражаются, – пруха!
Да не пруха, а точный расчёт,
глазомер и реакция зверя,
и, ныряя в таинственный грот,
в то, что вынырну, свято я верю.
О, какой там горбыль в темноте
и подвижки, как будто миражи,
передать ощущения те
не под силу поэзии даже.
Я всплываю, в глазах как туман,
тает он, словно призрак холодный:
от Фороса в Батилиман
самый близкий путь – это водный.