Сергей Могилевцев - Ловушка для пилигрима

– А где же ваша табличка? – спросила она, улыбаясь ярко накрашенным ртом, и поднося к его лицу свои густо напудренные щеки.

– Извините, не успел надеть на себя, – начал суетливо оправдываться Пилигрим, вытаскивая из бокового кармана точно такую же табличку на тонкой красивой веревочке, и судорожно водружая ее на себя. – В спешке часто забываешь о самых разнообразных вещах, особенно о таких, которые необходимы для общения, и предписаны общими правилами. Но вы не волнуйтесь, я все исправлю, и больше такого, разумеется, не повторится!

– Разумеется, – ответила ему Прекрасная Дама, – ведь мы нашли друг друга, не так ли, и будем теперь вместе до завтрашнего утра?!

– Да, да, – торопливо ответил ей Пилигрим, – конечно же, до завтрашнего утра, ведь мы имеем теперь на это полное право!

– Разумеется, – еще раз рассудительно сказала Прекрасная Дама, – ведь согласно правилам, мы нашли друг друга во время всеобщих гуляний, и имеем теперь право на капельку счастья, которую у нас никто не вправе отнять! Вы не возражаете, если я возьму вас под руку?

Пилигрим, разумеется, не возражал. Прекрасная Дама подхватила его под руку, и они несколько раз, демонстрируя всем окружающим свое внезапно обретено счастье, продефилировали по набережной туда и сюда, кивая небрежно каким-то знакомым, в том числе, разумеется, и матроне Слезоточивой в окружении все тех же тощих желтолицых девиц, которых, несмотря на то, что у них тоже висели на груди таблички Прекрасных Дам, никто почему-то сегодня не осчастливил.

– Они слишком тощие, – сказала Пилигриму Прекрасная Дама, цепко держась за его руку, и прижимаясь всем своим упругим, и вполне еще молодым телом.

– Да, – сказал в ответ Пилигрим.

– И желтолицые. Это все от диеты, на которой держит их матушка Слезоточивая.

– Но сама-то она не тощая, и не желтолицая, – почему-то возразил ей Пилигрим.

– Это оттого, что она хорошо питается, – ответила ему Прекрасная Дама. – Жрет, стерва, все подряд, и хлещет вино по ночам из церковных запасов, вот и откормила сама себя, как убойная свиноматка!

– Какая свиноматка? – испуганно спросил Пилигрим?

– Убойная, – ответила со знанием дела Прекрасная Дама, – то есть та, которую скоро поведут на убой. Впрочем, я бы лично мясом этой старухи питаться не стала, оно наверняка тухлое, и, разумеется, воняет, как не знаю, что!

– Как последняя падаль! – опять неожиданно для себя уточнил Пилигрим.

– Вот именно, как последняя падаль! – радостно засмеялась Прекрасная Дама. – Впрочем, что это мы все о неприятном, и неприятном, не угостите ли меня лимонадом, мы прогуливаемся с вами здесь не менее часа, а вы еще не предложили мне прохладительное и пирожные!

– Да, да, – засуетился Пилигрим, – я знаю, что, согласно правилам, Прекрасной Даме необходимо предлагать прохладительное и пирожные.

– Да ну их к черту, эти ваши скучные правила, – засмеялась в ответ Прекрасная Дама, – просто напоите свою даму лимонадом, если у вас водятся деньги, а если нет, я сама угощу вас глотком портвейна!

Пилигрим впервые посмотрел ей прямо в глаза, и вдруг подумал, что она действительно молода, во всяком случае, не очень стара, лучше, во всяком случае, чем его резиновая кукла, засунутая до следующей ночи не то в шкаф, не то под кровать, которую он давно уже, хоть и безуспешно, искренне ненавидел. На Прекрасной Даме было легкое ситцевое платье в крупный горошек, и Пилигрим вдруг вспомнил, что бездну лет назад в такое же точно платье, с точно таким же крупным черным горошком, была одета его жена, с которой они точно так же прогуливались по этой же самой набережной. Все возвращается, подумал он, все возвращается не то на круги своя, не то на какие-то другие чертовы круги, квадраты, или эллипсы, эту штуку судьбу не так-то легко понять и осмыслить! Если вообще ее стоит понимать и осмысливать во избежание длительного, а то и пожизненного сумасшествия. Он подвел поразительно напоминающую ему кого-то из забытого прошлого Прекрасную Даму к столику, за которым подавали лимонад и пирожные, и попросил для нее полный пенный стаканчик.

– А сам портвейна не выпьешь? – спросила счастливая, судя по всему, и, самое главное, счастливая вполне искренне, Прекрасная Дама.

– Боюсь опьянеть, – сказал ей Пилигрим, – давно не пил на улице в такой солнечный день, а нам еще подниматься на горку.

– На мою горку, или на твою? – спросила у него Прекрасная Дама.

– Лучше на мою, – ответил он ей, – с моей легче спускаться.