Николай Щербаков - Капитан Лопанчук. И другие морские истории

Дверцы антресолей со скрипом открылись, подняв облачко пыли. Юрий Максимович, стоящий на неустойчивой раскладной лесенке, увидел унылую картину. Собранные за многие годы вещи были так плотно уложены, что найти понадобившуюся безделушку представлялось невыполнимой задачей. Браться за это, решил он, можно было бы, только решившись на безымянный подвиг. Юрий Максимович к совершению подвига готов не был. Он хотел было уже махнуть на затею рукой, но увидел справа, прижатую плотно к стенке пачку старых виниловых пластинок. На лице, сама собой, как перед старой знакомой, возникла улыбка. Когда-то, в «те» годы у него была замечательная коллекция пластинок, он называл её «библиотекой». В ней был раздел классики, подборка настоящего джаза, в основном, конечно, американского, подборка популярной в те годы итальянской и французской оркестровой и песенной музыки. Были наши, только появляющиеся на дисках барды и наши ВИА. Одним словом была достойная образованного, разбирающегося в хорошей музыке человека, коллекция пластинок. Юрий Максимович ею гордился, но слушал в основном сам, никому пластинки на прослушивание не давал. Да о передаче их кому-либо и речи не могло быть, он ведь свои пластинки не позволял никому в руки брать.

Прошли годы, сменились виды «носителей», и пластинки ушли на антресоли. Не решился Юрий Максимович ни продать их, ни выбросить. Был момент, когда вопрос о продаже возникал у него в голове, а вот «выбросить» – нет, такого не было. Часть из них еще какое-то время служила на даче, да там и осталась пылиться и мерзнуть в неотапливаемые, непосещаемые зимы.

Рука сама потянулась, и с трудом вытащила первую, попавшуюся вылезшим из общей пачки краем, пластинку. Юрий Максимович дунул, подняв ещё одно облачко пыли, долго глядел на неё в темноте антресолей, потом захлопнул дверцы и аккуратно, держа подмышкой пластинку, спустился на пол. Ему не надо было ставить её на диск радиолы, музыка зазвучала в нем помимо его воли. Он знал эту пластинку с её записями от первой до последней дорожки. Этот диск был гордостью его коллекции. Ещё бы! Подлинный Deutsche Grammophon с лейблом Polydor. И привезен он был из Норвегии в 1971 году. У этого диска была своя, с годами не забываемая история. История, от которой у Юрия Максимовича, еще с молодых лет не раз щемило сердце, а память до мелочей многократно восстанавливала картины тех двух дней из его жизни, связанных с этой пластинкой.

Уже забылась первоначальная затея, из-за которой он оказался на антресолях, уже сидел Юрий Максимович в кресле, держал на коленях когда-то яркий, а теперь потускневший футляр пластинки и вспоминал. В очередной раз, после долгого перерыва вспоминал. Раньше это бывало чаще. И поскольку воспоминание это повторялось, оно приобрело последовательность картин. Он всегда вспоминал «сначала».

Вот он спускается по трапу своего «научника» в норвежском порту Берген и по причалам, больше напоминающими улицы, идет в город. У этих улиц одной стороной является море, а другой двух или трехэтажные дома, образующие единую стену со сверкающими яркими красками или красным кирпичом фасадами, с высокими острыми фронтонами. Он не первый раз в Бергене. Их научное судно, работающее в группе с коллегами из Норвегии и Исландии, периодически заходит в норвежские порты Тромсё или Берген. Наука обрабатывает результаты рейса, а моряки с удовольствием путешествуют по городу. Наших моряков, конечно, притягивают магазины. Ходят они группами, во главе которых ставятся «благонадежные», выбранные первым помощником, помполитом, члены экипажа. Обычно, отлучиться из группы нет никакой возможности. Но вот второму штурману Юрию, как-то так получилось, удалось заручиться доверием капитана и первого помощника, и его одного отпускают ненадолго в город. Время, когда команда планово гуляет по городу, для Юрия время вахты. Поэтому, сменившись в шестнадцать часов, он не спеша полдничает, одевается и отправляется один бродить по уже знакомым улочкам. У него даже кафе свое, знакомое появилось, в которое заходил уже не один раз.

В этот раз он сразу направился в это кафе. Что это – кафе, или бар, он не знает. Но всякий раз, усевшись за столик у окна, он заказывает glass of beer, и подолгу сидит, потягивая пиво и любуясь видом за большим, чистым окном. Он уже стал привыкать к тому, что в кафе может быть мало посетителей, и даже могло быть так, что он был один. У себя на Родине пиво еще продавалось в грязных ларьках, с обязательным наличием очереди. Такой контраст доставлял ему большое удовольствие. Что не говори, а приятно чувствовать себя цивилизованным человеком.