Салават Асфатуллин: Литературные портреты

18 часов. Забираешь из фотоателье толстую пачку фотографий с картин фантаста и философа Голубева и отсылаешь в Кондрово. То-то будет радость художнику! А то за 15 лет никто в Кондрове не удосужился заснять картины художника и составить хоть какой-то каталог. Да что там каталог, заметки в районной газете не было уже лет десять. А живут с главным редактором в одном подъезде. Воистину нет пророка в своем Отечестве! Можно подумать, по всему Кондрову толпами ходят художники-космисты и даже дворники там все рисуют и изучают Космос.

А долговязый Голубев среди них – так, мелкая сошка. Вот когда на западных аукционах его картины начнут уходить за тысячи долларов, вот тут-то и всполошится город Кондрово. Сразу вспомнят, что это у них он состоялся как Художник, вот здесь жил, вот здесь учил. Мемориальные доски повесят, дом-музей откроют под оркестр. Жена мемуары напишет, экскурсии будет проводить. Только одна пороге и возвращает долг. норукому, одноглазому Шуре это будет глубоко до лампочки в могиле сырой.

19 часов. Старый знакомый Карипов, два месяца назад занявший 50 тысяч рублей на пару дней, вдруг возникает.

20 часов. Кажется, нужно поесть.

21 час. Приходит мысль написать литературные портреты двух известных писателей: Сергея Михеенкова и Потоцкого.

4 утра. Литературные наброски портретов готовы. Кажется, надо поспать.

10 утра. После восьми месяцев проволочек суд, наконец-то, разводит меня с женой, а главное, с тещей-генералиссимусом. Наступает долгожданный день Освобождения.

Скажете, что все это фантастика? Или маниловщина? Нет, все так и было. И есть куча свидетелей, которые могут по часам все подтвердить, да и дата суда – официальнее некуда.

Он бывает – день Удач! Надо только перед этим настойчиво и целеустремленно работать над книжкой в течение долгого времени, да за снимками города побегать летом и зимой, не обращая внимания даже на гипс, да Семейный и Гражданский Кодексы изучить до корки.

И конечно же, и удача нужна. И тогда все получится.

Так выпьем-те же, друзья, за нее – за госпожу Удачу! Причем не за ту – дурную, когда по лотерее сваливается миллион. А за тот маленький толчок удачи, которого остро не хватает людям ищущим, людям работающим, людям творящим!

Последний, маленький толчок – и гора преодолена!

На самом деле он метр восемьдесят, с благородной сединой на висках и в короткой бородке на скулах. Заводной, глаза круглые, веселые.

В отличие от того Филиппка одевается в современную джинсу-двойку и короткую кожаную куртку. Если бы не слегка помятое лицо и временами мутные глаза, выглядел бы всегда презентабельно. Тем более – имеет благородную посадку головы. Учится в Литературном, имеет там среди своих кличку «Фил» с массой утяжеляющих.

Пишет длинно, витиевато, рассказ деталей. Утверждает, что так ему диктует некто или нечто и что это – обязательно для него. Якобы его стиль.

Но вот что интересно, в рассказах всегда есть два-три небольших талантливых кусочка, в принципе и делающих всю картину. Вот бы ему научиться выкидывать мусор из своих рассказов, а еще лучше изначально писать чисто. Получился бы живой классик.

Талант у него, безусловно, есть. Это однозначно можно утверждать, прочитав хотя бы три-четыре коротких афоризма из сериала «Думающая трава». Написать: «Я русский, со всеми вытекающими отсюда последствиями…» имел право любой пьющий и пишущий русский, но смог – только он.

Этой строчкой он сразу занес одну ногу в следующий век.

Общаться с ним и интересно, и тяжело. Приезжает из своей глуши, весь истосковавшийся по интеллектуальному общению. Сыплет именами и стилями, задает вопросы и, не дождавшись конца ответа, ассоциативно переключается на другие темы вперемешку со своими случаями. Деньги начинает занимать с третьей встречи. Может попросить снова, даже не отдав первый долг. В тридцать семь лет – это уже несерьезно. Выпить может так, что утром очнется в редакционной подсобке.

В общем, перемешано в нем и русского таланта, и русской бесшабашности, и крестьянской хитрецы, и российской грязи с расхлябанностью вперемешку. Взять бы его, внутренне отмыть и установить вертикально поддерживающие никелевые стержни. Интересный получился бы мужик-писатель. Но только крайне ювелирно, на уровне профессора нейрохирургии. А то как бы не смыть одновременно и те жемчужные строчки.