Алексей Архипов - Житейские рассказы. Отрывок из одноименной книги

А она:

– Как жили, так и будем.

– Свадьбу, – говорит Юрка, – такую отгрохаем! На весь… на весь… на всю улицу!

– Зачем это? – спрашивает, челюсть отвалив и туалет поправляя.

– Чтобы все знали-видели!

Сморщилась она кисло да и отвернулась.

– А ты что? Не хочешь? – Растерялся Юрка.

– А на кой она мне, свадьба-то твоя?

– Как на кой? – Разинул он рот. – Замуж тебя беру!

– Обрадовал! Ты школу-то хоть кончил?

– Кончил.

– В группе умственно отсталых?

Задрожали у Юрки губы.

– Посопел мальчик и будь доволен.

Да как захохочет хрипло, аж слёзы у Юрки на глаза навернулись.

– Скотина ты, – молвит он.

– Чего-о?! – Приподнялась она на локте. Лицо суровое, мрачное.

Да как хрястнет его сплеча по-крестьянски по лицу ладошкой – искры из глаз, душа в небо. Да как схватит его за грудки, да как поднимет, да как тряхнёт! Задрожал Юрка, как осиновый лист. Побелел весь. А она ему:

– Я тебя сейчас так отдраю – всю жизнь светить будешь!

Испужался он шибко да как взревёт:

– А-а, не надо!

Бабка как на духу из хаты. «Чевой-то стряслось? Ох! Ах!» Видит такое дело: «Караул! – кричит, – убивают! Мово Юрочку убивают! Карау-ул!»

– А-а-а! – вопит Юрка.

А девка перепугалась, ничего не поймёт, да и подумала, как бы чего не осложнилось, можа, думает, на чужой чердак залезли. И давай бог ноги что есть силы.

Смотрит Агафья, а внучок её весь в поту холодном да ещё и слезьми обливается.

Успокаивала она его, успокаивала – только всё без толку. Не выдержала да как закричит:

– Да чего ты, дурень окаянный, ревёшь, как баба? Чего ты ревёшь, мне душу выматываешь, тягучка ты нехорошая?

– А-а, – отвечает, – з-зря… с-стара-ался весь вечер!

И пуще прежнего!

– Сказка – ложь, да в ней намёк, добру молодцу… – хитро улыбается Гоша Архипыч, и по глазам его вижу, что он внутренне смеётся. – Понимаешь?

Парок поднимается из кружки в его узловатых руках и путается в редколесье его бороды.

…С минуту нас окутывает тишина.

…А жил у нас тут ещё зловредный мужичишко – дед Архип. Такой пустой да никчёмный, что и слов нет. Головка маленькая, как ровно с мизинец, волосы в разные стороны торчат и носом беспросветное множество раз сморкается. Аж прямо не нос у него, а завод по удобрению. Да ещё как сморкнётся, язви его, так кажется, что душа-то и вылетит из его самого – ровно из пушки палит. Ростиком маленький и, как говорят, хоть грудь впалая, зато спина колесом.

Ну, да такой сквернословный да такой болтливый, что и пером не опишешь. Всё завсегда знает и повсюду свой нос поганый сунет.

Понабрался разных слов-словечек и, как напьётся, так и начинает одну и ту же песню:

– Да, – кричит, – я – артист! А что? Отнюдь. Отнюдь, – говорит, – это вопрос! Да! Это вопрос! Это ре-зо-лю-ци-я! – А сам эдак рукой машет, ровно голову кому снесть хочет. Да так взрезывает этой рукой, что кажется – у самого голова-то слетит. Это резолюция у-ни-вер-си-те-тов! Это у-ни-вер-си-тет ре-зо-лю-ции! Обчество без грамоты до-лой! К шведам его! Это кострогация индивида! Млечный путь! – Вот и весь сказ «толковый».

Или ещё стих чтёт:

– Здеся будет город заложён

Назло какому-то суседу…

Дочитает до этих пор, засмеётся как ненормальный, отдышится, захлебнёт поболе воздуху да как завопит, ажно у бабок сердце разрывается от неожиданности:

– Откель грозить, мы будем шведу?!!

Балобон какого свет не видывал!

Целыми днями болтается, как дерьмо в проруби, без дела. Увидит баб – и к ним. Да и давай брехать:

– Завтра, – к примеру, говорит, – к нам областное начальство припожалует. Готовьтесь бабоньки! Чтоб ап-лом-ба-цией его встречали! А то, не дай бог, разобидится оно на вас. Как жеть после этого я ему в глаза смотреть буду?

Бабы смеются-потешаются. А он:

– Да, – говорит, – письмо я в область исписал. Вот приезжают меня забирать, чтобы талант мой на люди выставить! Вот тогда и посмеётесь-поплачете! Да поздно будет. Всех сокрушу!

Вот такой трепло и был. Да так врал, что слезьми сам омывался, ежели чересчур сильно смеялись.

Ага… Такой вот трепло и был… Уживался.

В прошлом году пристал к Василю Аверьянычу:

– Приедь, – говорит, – да приедь на своем тракторе, ради Христа, снеси мне омшаник, а то ж долго мне одному разбирать да и несподручно.

Василь отнекивался: далеко ехать от леспромхоза. Буду я, мол, из-за твоего гнилого омшаника машину в такую даль бить.