Дмитрий Красавин - Заповедь любви

Генрих Григорьевич Ягода (имя при рождении – Енох Гершевич Иегуда) – революционер, советский государственный и политический деятель, один из главных руководителей органов госбезопасности, нарком внутренних дел СССР (1934–1936). Родился в1891 году в Рыбинске (в доме Роговиковского, Волжская набережная, 121), в еврейской ремесленной семье. Сменив Менжинского на посту главы ГПУ, подготовил первые масштабные политические процессы, создал систему ГУЛАГа и, используя рабский труд более 100 тысяч заключенных, возглавил строительство знаменитого Беломорканала. За что был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Среди полученных им наград – орден Ленина, два ордена Красного Знамени.

Крепкая дружба связывала Генриха Ягоду с его дальним родственником Яковом Свердловым и писателем Максимом Горьким.

Обвинен в шпионаже, государственной измене и расстрелян в 1938 году.

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое (Евангелие от Матфея, 6: 9–13).

Поветь – чердачная надстройка, используемая для хранения сена.

Сицкари – особая этнографическая группа русского народа. В настоящее время почти исчезнувшая. Проживали на территории Покрово-Сицкой волости Мологского уезда Ярославской губернии. Сами сицкари считают, что они произошли от татар, смешавшихся здесь с местным населением после битвы в 1238 г. Существует версия о финно-угорских корнях, согласно которой формирование сицкарей происходило в результате слияния местного финно-угорского населения и славян, двигавшихся двумя потоками на восток из Новгорода и на север из ростово-суздальских земель.

В поселениях сицкарей (около 50 сел и деревень вдоль реки Сить) не было центральной улицы, каждый дом стоял сам по себе, развернутый лицом в ту сторону, в какую хозяева посчитали для себя удобным. В 1902 г. земский деятель, краевед Семен Мусин-Пушкин в «Очерках Мологского уезда» писал о сицкарях: «…Склад их черепа, сложение тела (все среднего и более среднего роста, плечисты и отличаются одутловатостью лица и живота), цвет и обилие волос (рыжевато-русых), их говор (цокающий и дзекающий), многие их обычаи, самый нрав (трудолюбие и склонность к сутяжничеству) – все отличает их от соседей и выделяет в обособленную группу».

Говоры сицкарей характеризовались дзеканьем (дзеревня – «деревня»), цеканьем (цень – «тень») и чоканьем (чапля – «цапля», курича – «курица»). Эту языковую особенность отметил в «Очерках Мологского уезда», опубликованных в 1902 году, исследователь этих мест Семен Мусин-Пушкин. Сицкой диалект возник, вероятно, в результате слияния в Х – XII веках проживавших там финно-угров с другими народностями.

Когда в 1941 году перекрыли Волгу плотиной у Рыбинска, то рыбное население стояло под ней на протяжении нескольких километров вниз по реке метровым слоем, пытаясь пройти на нерест к вековечным своим гульбищам, но так и не прошло, гибло и таяло год от году.

Яркой иллюстрацией шокового состояния рыбного населения в 1941 году в водохранилище может послужить трагедия на реке Сить, описанная уроженцем деревни Никитинское Василием Михайловичем Соколовым. «Вот, наконец, и Старое Мерзлеево. Миновали деревню, и с высокого берега Сить предстала перед нами огненной лентой. Всюду костры, костры! Спускаемся на лед. Заглядываю в первую же полынью. Действительно, в отблеске ближнего костра вижу, как рыба черной массой движется вверх по течению, выдавливая друг друга на поверхность. Люди черпают ее из воды кто чем горазд: корзинками, самодельными сачками, мужскими и женскими рубахами, привязанными к палке. Кое-кто острогами бьет крупных щук, окуней. На льду высятся груды скрюченной, замерзшей рыбы. Небывалое, непостижимое зрелище! Отец подгоняет: “Быстрей, Васятко, быстрей!” Он берет топор, прорубает свою прорубь, а я готовлю “снасть”. Наконец приступаем к делу. Что ни черпак, то несколько килограммов рыбы – в основном плотвы, окуней и ершей… Нагружаем мешками салазки, я помогаю отцу ввезти их в гору, а потом возвращаюсь к проруби. Народ ошалел. Некоторые даже вычерпывают рыбу руками, не снимая рукавиц, есть и такие, кто вытаскивает плотву, окуней столовыми вилками, да еще не всякую, а с разбором – которая покрупнее. А те из жителей прибрежных деревень, кто поопытней да подогадливей, бьют настоящими острогами щук, налимов…»

Жители затапливаемых территорий были разделены на три категории: переселенцы (те, чьи дома годны к переносу на новое место), выселенцы (владельцы признанных комиссией негодных к переносу домостроений) и беспризорные (не имеющие родственников старики и инвалиды). Беспризорные обеспечивались жильем и питанием в доме инвалидов, поэтому за свои дома, будь они годные к переносу или нет, компенсаций не получали. Их пенсии также переходили в бюджет инвалидного дома. В связи с тем, что старики из деревень, в отличие от городских стариков, как правило, не имели пенсий или имели на порядок меньше городских, а их домам – избушкам на курьих ножках – в базарный день – грош цена, чиновники принимали их в дом инвалидов крайне неохотно. Деревенские старики часто оказывались фактически выброшенными на улицу с ничтожной суммой компенсации. На освобождение дома давался срок от 10 дней до месяца. В случае несоблюдения срока выселяли принудительно.