Евгений Пастушенко - Я всегда был одинок. Автобиографическая повесть

– Ну что, нашёл? – спросили ребята, когда я встретился с ними.

– Я уже отдал ему, – ответил я, и предложил. – Пошли на речку.

После этого случая прошло несколько дней, и я уже был уверен, что отец не заметил пропажу ста рублей, но в тот день как раз он получил зарплату. Он при мне открыл стол, который был, замкнут на внутренний замочек, и на лице отца появилось удивление:

– Что за чёрт, что такое? Деньги были завёрнуты в сотенную, а её нет!? Ты мать случайно не брала? – жёстко спросил отец.

– А разве я когда лазила в твой стол? – с обидой обронила она. – И вообще, почему ты так решил, что я знаю, как открывать твой замок?

– А ты, паршивец, не брал? – повысив тон, обратился отец ко мне.

– Н-не-ет! – заикаясь, изрёк я. Но отец без труда догадался, что это моя работа.

– Куда дел сто рублей? – спросил он так строго, что у меня всё внутри задрожало.

– Я не б—брал, – еле промямлил я.

– Ступай и принеси деньги! – отрезал отец и выгнал меня подзатыльником на улицу. Я отправился к соседнему дому, в котором жили мои приятели, и залез к ним на чердак, где было душистое, мягкое сено. Здесь мы часто собирались и коротали непогожие деньки. Я рассказал ребятам, как отцу открылась пропажа денег, и он выгнал меня из дому

– Что ты теперь будешь делать? – спросили они.

– Не знаю, – пожал я плечами.

– А где ночевать будешь? – поинтересовались ребята. – Еду мы тебе, конечно, принесём, но где достать такую большую сумму?

– Ночевать пока буду на этом сеновале, а питаться – в столовой ФЗО, там у меня есть знакомые пацаны, – спокойно ответил я и повалился навзничь на сено.

Так прожил я трое суток, пока не нашла меня мать. Я хотел сбежать от неё, но чуток не успел – она заметила меня и закричала:

– Остановись и подойди ко мне! – Попросила она, задыхаясь. Я послушно остановился, чтобы выслушать её.

– Ну, расскажи, куда дел деньги? – спросила она, когда поравнялась со мной. Я решил не лукавить и рассказать ей всё, ничего не тая. Она привела меня домой. Накормила и сказала, чтобы я приходил ночевать домой. Когда отец пришёл обедать, мать рассказала ему, куда я дел деньги. Так он с ходу заспешил к пескосушилке, но слесаря уже там не застал, который, видно, как только получил от меня деньги, сразу уволился и уехал, а куда, никто не знал. Отец, конечно, простил меня и бить не стал, но предупредил, что если я ещё раз залезу в стол, он меня высечет ремнём. Ждать пришлось недолго.

С первых дней приезда в Забайкалье, мы как-то легко сдружились с Николаем. Ходили по тайге, лазили по сопкам, собирали грибы и ягоды, слушали пение разных птичек, он, как местный абориген, находил какие-то сухие листья, и мы их с интересом курили. Конечно, вначале заходились в кашле, а затем научились курить по-настоящему. А где взять табак, да, конечно же, в столе у отца, куда я лазил сперва без ключа. Да и отец иногда давал мне табак, чтобы я начинял папиросы «Казбек» и «Беломорканал», что я и делал, а табак понемногу воровал, но какое-то время он этого не замечал. И только по приезду на другую станцию отец стал замечать пропажу табака. Обнаружил он потому, что на внутренней стороне замке была полоска от ножика. Я открывал стол ножом, выдвигал замок вниз, и ящик, таким образом, открывался.

Я брал табак, конечно, немного, потом закрывал ящик тоже ножом. Я курил в уборной, на улице, на речке и т. д. Отец это заметил. И вот неожиданно заболела мать. Её положили в больницу, отвезли в Читу, и я остался один, потому что отца я почти не видел. Нет, я его видел, но только утром, когда он после завтрака отправлялся на работу, а вечером, когда он приходил с работы, я уже спал.

И вот в тот день, когда он ушёл на работу, я попытался залезть в ящик, но отец уже сделал так, чтобы проникнуть в ящик с помощью ножичка было невозможно. Он умудрился подложить под днище ящика небольшие деревянные чурочки, и этим самым ящик приподнялся таким образом, что ножиком я не мог достать табак.

Тогда, не долго думая, я подобрал ключ, подточил его так, чтобы мог открыть ящик. Пришлось повозиться долго, изрядно помучиться, прежде чем он поддался и сим-сим открылся.

Но что я увидел – табак был замотан шпагатом настолько изобретательно, что обратно обмотать свёрток в таком же порядке, вряд ли бы я сумел. Но желание курить переселило всю предосторожность, я освободил пакет от шпагата, дрожащими пальцами отсыпал табак. И сколько ни пытался повторить в точности все обороты, какими отец затягивал свёрток шпагатом, я это сделать не сумел. Весь в слезах, зарёванный, кое-как закрутив, я бросил, почти уверенный в том, что мне перепадёт от отца на орехи. О своей промашке, конечно, перед ребятами я не сознался и ждал утра.