Марианна Бор-Паздникова - Кирюхин Ренессанс

– Я слышал, многие твои алтарные произведения уничтожили? – негромко произнёс Никола.

Антонио посмотрел наверх и перекрестился. Потом махнул рукой Никола, чтоб тот придвинулся ближе и произнёс беззвучно, одними губами: «Некоторые удалось спасти. Укрыли в монастыре надёжные люди», – и помахал рукой перед ними так, будто прятал и эти непроизнесённые слова. Никола прикрыл рот рукой, покачал головой, потом крепко пожал руку Антонио и снова покачал головой, показывая, как это было опасно. Антонио кивнул головой, поднял глаза к верху и снова перекрестился.

– А как девочки? – прервал он тишину.

– Девочки? – Никола оживился, – девочки хорошо! Барбара… Катарина… – он заулыбался при воспоминании о сёстрах.

– Рад слышать, – улыбнулся Антонио, – а знаешь, – упрямо вернулся он к волнующей его теме, – если следовать системе мира, по которой всё то сжимается, то расширяется, то я сейчас нахожусь в момент сжатия?

– Нет, Антонио. Наоборот, судя по твоему состоянию в регрессивном расширении, покое, неторопливом течении жизни… Когда начинается сжатие, скорость процессов увеличивается, события следуют одно за другим, убыстряясь. Представляешь пружину? Меньше диаметр вращения, быстрее проходишь круг.

– Понял, Никола… Значит всё в жизни закономерно? Взлёты, падения?

– Верно, Антонио! Не торопи события. Просто радуйся каждому дню. Для тебя сейчас время отдыха, осмысления. А пойдём-ка, друг мой, снова в мастерскую, позволь насладиться твоими новыми работами.

– Ну, что ж пойдём, – Антонио махнул рукой, вставая из-за стола.

Полчаса назад он ещё бесцельно бродил по улицам Москвы, а теперь стоял перед картиной Репина «Иван Грозный и сын его Иван». Зашёл просто так, укрыться от назойливого мелкого насквозь промочившего его дождя. Почему именно сюда он и сам не знал. Может, замёрз, так что уже всё равно было куда идти. Кирюха по таким местам не любитель ходить. «Чо там разглядывать? Ходят прилизанные сверстники, разглядывают картины, кажется, их называют полотна…». Стоял не в силах оторвать взгляд от трагической сцены, изображённой на картине: Иван Грозный в чёрной монашеской одежде, крепко прижимает к себе полулежащего на полу сына и тщетно пытается остановить кровь, густой струёй текущую из раны. Лицо царя бледно, широко раскрытые, вылезающие из орбит глаза почти безумны. Лицо царевича бескровно, полу-потухший взгляд не видит ничего вокруг, тело обмякло и отяжелело. Лишь левая рука в последнем усилии опирается на ковёр, да по мертвенно-бледной щеке катится последняя слеза…

«Чо он его убил? Чо так сложно всё в жизни?»

Ти-и-ти-ли…, ти-и-ти-ли… зазвонил телефон по ноге. «Мать… Чо звонит? Вечно не вовремя…»

– Кирилл, ты опять не пошёл на учёбу! Отчислят же! Где ты ходишь?

– В картинной галерее – Кирилл немного картавил, у него получилось картинной гаререе.

– Где!? – голос матери из звеняще раздражённого стал приглушённо удивлённым.

– Стою вот… смотрю «Иван Грозный убивает своего сына» – в голосе Кирилла прозвучала лёгкая насмешка, он сделал акцент на слове убивает. – Лучше б ты меня вот так в детстве… – он не решился произнести «убила», – чем вот так жить, никому не нужным…

– Кирилл, зачем ты так говоришь, ты же знаешь…

Рука нажала кнопку отбоя. Не хотелось слышать этот вечно извиняющийся голос. В памяти всплыла пустая квартира. Один… Один… Снова один – мать на работе, старшие братья в школе…

Он смотрел в глаза царя, убившего своего сына. Хотел прочитать его мысли…

Представил, как будет убиваться мать, если его не станет… Судорожно сглотнул. Такие мысли посещали его последнее время всё чаще. «Обрыдло всё. Кирилл, как дела? Какие планы? Что тебя интересует? А нет у меня никаких планов! Никто не может ответить мне в чём смысл жизни. Тебе надо учиться. Мы тебя любим… Да пошли вы все…» Он снова глубоко вздохнул, жалея себя. И опять стал всматриваться в глаза Ивана Грозного, будто там были ответы на все не дававшие ему покоя вопросы. И именно там он найдёт ответ о смысле жизни.

«Как же они так рисовать умудряются? Может мне попробовать… Вон, Данька рисует. Ходит в какую-то студию… Слова умные говорит – кобальт, охра…»

– Молодой человек, через пятнадцать минут закрываемся.

Кирилл отстранённо глянул на небольшого росточка, худенькую смотрительницу зала.

– Чо?

– Закрываемся, говорю…

– А-а-а…

– А Вы так долго перед картиной стоите. Беспокоит Вас что-то? – в голосе её он уловил скрытое участие.