Александр Негрубин - Портрет Анны

– Странно, – с недоумением в голосе сказала Катя. – Она явно что-то скрывает, может быть, вообще лучше отказаться от этой затеи?

– У меня мало заказов, а тут еще неплохие деньги, – ответил он. – В конце концов, какое мне дело, как она будет дальше распоряжаться моей работой? Я сделаю то, о чем она просит, и забуду.

– Тебе виднее, – протянула она. – Но знай, я предупреждала.

Он кивнул ей как маленькому ребенку и улыбнулся. – Вот сейчас она скажет еще какую-нибудь глупость, а мне придется объяснять или делать вид, что я согласен, хотя это совсем не так, – подумал он, сжимая носовой платок в кармане.

Они прошли по Разъезжей и перебрались на Рубинштейна. Небо окончательно затянуло облаками. Катя повисла на его руке, стараясь прижаться к нему плотнее.

– Ничего нет кроме прерывающихся действий, никаких ценностей, никакого абсолюта, только прием пищи и испражнения, – вяло размышлял он.

– Пойдем быстрее, холодно, – прервала его Катя.

– Мы уже почти пришли, вот этот двор, – указал он рукой на темную арку.

– Все равно давай добежим, а то я уже ног не чувствую.

Они пронеслись последние метры до парадной и скрылись за металлической дверью.

Съемная мансарда была полна голых тел. Упругие и дряблые, они были покрыты яркими красками, переливающимися под светом подвешенных ламп. Квартира, превращенная в мастерскую, была защищена толстыми стенами и покатой крышей, в которой виднелись миниатюрные окна. Плетеные стулья в жирных пятнах разбавителя и красок, облупленные консоли, огрызки мелков, карандаши и кисти, разбросанные повсеместно, смешались с бешеными ритмами, разрывающими колонки, стоявшие по углам. У двери одна из моделей подмигнула Илье, обнажив пушистый треугольник, спрятанный между бедер. На мгновение ему захотелось оказаться здесь одному, без Кати, среди этих молодых разноцветных людей, совсем не боявшихся ни чужой, ни своей наготы.

Они прошли в прямоугольную гостиную, откуда постоянно выходили люди и тут же возвращались. Народа было столько, что они не смогли войти внутрь, остановившись у самой двери. В центре комнаты лежало толстое одеяло, на которое сверху были набросаны подушки. Две модели расположились по бокам, третья между ними принимала самые разнообразные позы. Вокруг стояло много фотографов и других моделей, ждущих своей очереди. Полная брюнетка изгибалась на проваленной подушке, изображая дикую тигрицу. Она плавно двигалась, упираясь локтями и коленями в пол, вытягивала спину и напрягала мышцы рук и ног, ее кожа поразительно напоминала шерсть, издали казалось, что это уже не человек. Ее широкие бедра округлялись, когда она расслаблялась и перекатывалась на спину. Рядом с ней лежали замершие девушки в роли деревьев. Их сомкнутые ноги превратились в толстый ствол акации, покрытые редкой листвой ветки росли из живота в разные стороны. По команде одного из фотографов тигрица поднялась, показав всем свои спелые формы, вслед за ней встали деревья, и вспышки фотоаппаратов попеременно замелькали из разных частей гостиной, после чего следующие модели вышли в центр.

– Просто Крейг Трейси, – усмехнулся Илья, обращаясь к Кате.

– Какая красота, а ты говоришь. Где автор?

– Думаю, в одной из комнат заканчивает работу, – предположил он.

– Они такие стройные, эффектные, – восхищенно сказала Катя.

– Такие тела невозможно испортить, они сами по себе уже являются частью искусства, – добавил он. – Можно нарисовать посредственную картину, сделать никчемную татуировку, но природа все исправит, тело компенсирует недостатки техники и таланта художника.

– Именно поэтому ты не считаешь боди-арт полноценным искусством?

– Я этого никогда не говорил.

– Но ты так думаешь? – настойчиво переспросила она.

– Нет, дело в другом. Перед тобой не пустой холст, условный ноль, от которого ведется отсчет, а уже готовое целое, которое нужно лишь умело подправить, довести до конца то, что уже начато до тебя. Тело дает тебе фору, понимаешь? – он задумчиво посмотрел на нее.

– Меня бы оно отвлекало, вряд ли я смогла бы концентрироваться на живописи при виде голой женщины, будь я мужчиной. Видимо, именно поэтому я и не художник. Давай найдем Женича.

– Зачем? – с недовольством спросил он. – Ты же сама говоришь, что тебе нравится здесь. Посмотрим другие работы.

– Я хочу увидеть, как он работает. Это интересно.

– Ну хорошо, пойдем поищем.

Он неохотно протиснулся сквозь напирающую из коридора толпу, взял ее за руку, и они пошли к дальней комнате, где, как он предполагал, работал сейчас Женич. Дверь была закрыта изнутри, приглушенная музыка проникала через щели дверного проема.