Михаэль Бабель: С закрытыми глазами, или Неповиновение

Спиной к нам сидит «специалистка» из предыдущего рассказа, а в этом рассказе – только её спина расслаблена в наслаждении от происходящего за ней.

Мой клиент – первые признаки сожаления, что связался со мной.

Объясняю ей, что для начального разговора эскиз вполне достаточный.

Красная, злая, кричащая хватает его и бежит – больше некуда, как к начальнику. Очень скоро зовёт к нему. Вхожу к начальнику. Рядом со мной – клиент, в страхе за первый миллион. Начальник трясёт эскизом и кричит, что он такое не позволит. Говорю ему, что буду жаловаться. Тогда он идёт на меня и выпирает из кабинета. Клиент рядом – вид потерявшего миллион из-за меня.

Насчёт и этой «специалистки» тоже понял не сразу, растянул такое удовольствие.

Двадцать лет ждать такое – не самый большой срок для серьёзного исследования. А что оно серьёзное – говорит факт покушения на меня.

Например, в другом, не в моём исследовании, есть комета, которая в десять тысяч лет один раз проскакивает возле нас. Это только выкладки на бумаге, но не прямое доказательство. В прошлый раз, пять тысяч лет тому назад – кто её видел? Вот когда в следующий раз, через пять тысяч лет, её увидят – вот тогда только будет прямое доказательство.

Так и в моём исследовании вывод, что те же люди и те же собачьи взаимоотношения между ними, которые проявляются в кэгэбэшнях, – не выкладка на бумаге, а прямое доказательство о кэгэбэшне, увиденное не раз, а двадцать раз по двадцать.

Ещё доказательство о кэгэбэшне даже без доказательств об убийствах!

С помощью пустячка: люди и их собачьи взаимоотношения – самая лучшая характеристика места их проживания. В таком месте они убивают или с их помощью убивают, что одно и то же.

Кэгэбэшня убивает тайно от имени государства.

Тайно – чтобы люди жили счастливо и без страха.

Такая человечная забота о людях.

В той нечеловечной кэгэбэшне не заботились о людях.

Поэтому все знали, что убивают.

А в этой человечной кэгэбэшне не только не верят в убийства, но ещё и не знают, хотя после каждого убийства остаются «концы», которые торчат, как бы умело их не прятали.

Тысячи торчащих концов никому ничего не говорят?

Концы от убийств великих евреев, неугодных лидеров, знающих слишком много.

Бесконечный список.

Весь мир осудил не человечную кэгэбэшню там.

А здесь не осуждают человечную кэгэбэшню эту.

Здесь – воспитанные в страхе двух кэгэбэшен.

Поэтому здесь предпочитают не знать.

Иначе трудно себя уважать, если знать, но молчать.

А в кэгэбэшнях надо молчать.

Это все понимают.

Поэтому лучше не знать.

Такой пустячок.

Разослал по кэгэбэшным адресам, чтобы не говорили потом, что не знали, что живут в кэгэбэшне.

Как товарищ Вильнер, который всегда оправдывался, что его не информировали о проделках большевиков.

Сам был такой.

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

В ночь перед судом, который назначен на 17.1.2006, звонок в дверь.

Я у компьютера. Совсем забыл об этом мире. За первым звонком немедленно второй продолжительный. Ноги опережают моё решение: немедленно открыть дверь, дать спать Любимой, её сон важнее любого моего геройства, успеть открыть до третьего звонка.

На лестничной площадке передо мной двое в форме. Не впускаю их, разговариваем. Спрашиваю:

– Зачем так рано, ведь суд днём?

– Приказано, – отвечает старший по возрасту.

А младший зачитывает записку, в которой им велено брать меня в 6:00 утра. Беру из его рук записку, разглядываю.

Старший доволен, что так славненько всё обошлось, жмёт мне руку. А я жму младшему. Уходят.

Укольчик? Больничка? Дорожная катастрофа? Сколько там ещё в арсенале кэгэбэ!

Спать осталось самая малость.

Рано утром, до их прихода, чуть приоткрыл дверь, чтобы не звонили. Любимая спала, узнает потом. Щемило от потрясения, которое ей предстояло. Но лучшего придумать не мог.

Всё было обычное: задержание и доставка меня, содержание до суда в разных участках полиции, а потом поездка в предбанник суда в пятидесяти метрах от полиции. Обязательно в компании с арабами, их много, ни одна поездка без них не обходится.

В предбаннике дожидаются суда. В нём две маленькие комнаты, в каждой вдоль стен узкий невысокий каменный выступ от пола, на который поднимаются стреноженные, чтобы вертухаю было удобно снять наножники. На этих же выступах и сидят, но всем не хватает места, когда набивается много народу. Двери комнат выходят в малюсенький коридор, в котором можно только поворачиваться, но не ходить.