Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. I. Хождение в Великие Булгары

Во время бесконечных развлечений Суюм не раз довелось с глазу на глаз повстречаться с понравившимся ей джигитом, обменяться с ним несколькими шутливыми фразами, с виду ничего не значащими.

С каждой новой встречей красивый и статный юноша нравился ей все больше и больше. И она вскоре с удивлением и с некоторой легкой досадой почувствовала, что образ того джигита все прочнее овладевает всеми ее помыслами.

И дня одного не проходит, чтобы ей не захотелось с ним встретиться и увидеться. И в сердце ее думы только о нем, о нем…

И то же самое творилось и в пылкой душе Ахмед-бия. Но на днях Суюм заметила, что джигит избегает глядеть на нее, и неожиданно для самой себя она была крайне поражена происшедшей с ним разительной переменой. Суюм сама подошла к нему.

Как и прежде, юноша приветливо улыбнулся ей, но она обнаружила, как тотчас в его черных и глубоких, как омут, глазах отразилась столь великая скорбь, что девичье сердечко защемило. Суюм осознала то, что, должно быть, случилось нечто неприятное. Смутное чувство вкралось в ее душу, и оно громко говорило о том, что оно может касаться их обоих.

– Что с тобой, мой храбрый джигит? – участливо спросила она, когда они оказались вдали от всех любопытных ушей. – Я заметила или мне лишь показалось, что тебя гнетут дурные мысли?

– Тебе показалось, прекрасная Принцесса, – деланно засмеявшись, Ахмед отвел взгляд в сторону. – Нет у меня на сердце никакого горя.

– Твои глаза, – Суюм, укоряя, покачала головой, – говорят мне иное, мой храбрый джигит!

В одной книжке, привезенной из далекого Рума – Константинополя, она прочитала, что глаза – это зеркало человеческой души. Правда, один шепелявый мулла настойчиво уверял ее совсем в обратном, мол, их очи предназначены для того, чтобы вводить в заблуждение врагов.

Но она ничуть не поверила мулле. У честного и хорошего человека глаза никогда не врут. По ним можно разобрать, как по написанному.

– Глаза наши, – юноша попытался увести разговор в сторону, – как погода, ханум: иногда в нашей душе светит ослепительное солнце, и тогда они смеются. Но бывают и облачные дни, и тогда они хмурятся.

– Да, но, – возразила она, нисколько не поддавшись на его уловку, – облака не приходят сами. Их приносит с собой шатун-ветер. И печаль тоже не приходит сама собой. Скажи, что ее принесло к тебе?

– Наверное, ветер, – не сразу ответил Ахмед. – Но он же и унес ее…

Широко взмахнув рукой, юноша усмехнулся и поднял на нее свои глаза, которые вымученно и через силу улыбались ей.

Но за натянутой и деланно беспечной улыбкой скрывались скупые мужские слезы. Они влажной хмарью собирались в уголках его глаз.

– Зачем ты меня обманываешь? – она посмотрела на него с укором. – Если не хочешь сказать мне всю правду, то ты не говори, промолчи.

– Суюм-джан…

Всем своим нутром она чувствовала, что джигит готов ей открыться, но что-то неведомое ей всесильно сдерживает его.

– Не надо, ничего не говори. Я ведь понимаю: кто я такая для тебя, чтобы ты стал поверять меня в свои тайны?

В ожидании Суюм затаила дыхание. Поймет ли он правильно то, что хотела она ему сказать на самом деле или же не вникнет в саму суть…

– Суюм-джан…

– Ты поверь мне, джигит, что я расспрашиваю тебя не из простого любопытства, а потому что всей душой желала бы помочь твоему горю.

– Я тебе верю, ханум. Но моя печаль-тоска касается нас обоих. Я прослышал про то, что Махмед-бек собирается свататься к тебе…

В ту минуту подумала она, что имеет дело с досужими слухами, и не стала придавать им особого значения. Но Ахмед, на их беду, оказался прав. И он даже опрометчиво решился просить у брата руки ее.

Выходит, Ахмед сильно любит ее. И нисколько не сомневается в ее ответном чувстве к себе. Но он, видать, не подозревал о той опасности, которая могла его ожидать. За отчаянную смелость джигит мог запросто лишиться своей бедовой головушки…

– И что ты ему ответил? – Суюм снова напустила на себя гордый и независимый вид. – Ты, надеюсь, не покарал джигита за его дерзость?

– Мне следовало бы проучить наглеца, – эмир недобро усмехнулся, – примерно, чтобы другим наглецам неповадно стало. Наказать, бросить его навечно в темницу или приказать отрубить ему его бесшабашную голову. Но мне, дорогая Суюм, не хотелось бы причинить тебе новую боль. Я лишь сказал ему, что он опоздал и твоя рука уже несвободна.

Из девичьей груди вырвался глубокий вздох. О, Аллах, такого удара она бы не перенесла, но стать женой ненавистного ей правителя Сувара выйдет для нее несчастьем отнюдь не меньшим, а еще более горшим.