Роман Булгар - Пропавшее кольцо императора. I. Хождение в Великие Булгары

– Гюль, я прикажу тебя выпороть! – Айша в нетерпении приподняла свой резко очерченный гордый подбородок, гневно сверкнула глазами, подтверждая, что она вовсе не шутит и от угрозы перейдет к делу.

– Вот она, благодарность, за все мои мучения, – проворчала девушка, впрочем, исключительно по прочно укоренившейся привычке.

Несмотря на весь свой несносный характер, госпожа ее любила и в жизни не позволила бы кому-то другому даже пальцем до служанки дотронуться. А стращает Айша и пугает ради острастки, по той самой давно заведенной привычке, свойственной всем избалованным детям.

Не ахти далеко успел продвинуться светлый луч на зеленом ковре, а они проворно оделись и зашагали по длинному коридору. Через заднее крылечко девушки выскользнули и попали на внутренний дворик.

– Госпожа, – старший конюх глядел на Айшу виноватыми глазами, мелко трясся от охватившего его не показного, а настоящего испуга.

Он приготовился, смирился с тем, что их Принцесса разгневается и прикажет его примерно наказать. И никто не осмелится не исполнить ее повеления, хотя строжайший приказ поступил от главного визиря.

– Где наши лошади? – Айша повела негодующим взглядом.

Ее вид недоумевал и вопрошал о том, кто посмел не выполнить ее распоряжения, срывая все ее планы. Кто посмел перечить ее воле?

– У тебя сон отшиб всю твою недолгую память?

– Госпожа, – едва различимо прошептал конюх, – я не могу тебе дать сегодня лошадей…

Трусливый язык его не поворачивался сказать, что есть повеление самого эмира. Он стоял и смотрел, как медленно-медленно наливаются прекрасные девичьи глазки бешеной кровью необузданного гнева.

Не приведи Аллах кому-то другому оказаться на его месте. Отныне за свою жизнь он и ломаного гроша и то не решится поставить.

Почему же он не придумал заранее все свои оправдательные слова, с которыми откажет Принцессе в ее столь малой и ничтожной просьбе?

– Госпожа, – тихо шепнула служанка, – ты не забыла ли, что вчера сказала тебе твоя мать? Думается мне, что ветер запрета дует оттуда…

– Ой, Аллам… – пробормотала Айша, – я и не подумала…

Ей стало невыносимо стыдно. Стыдно за свою забывчивость. За то, что из-за нее хороший человек стоит перед ней, трясется и обливается холодным потом подступившего страха. За всю свою невоздержанность, гневливую горячность и вспыльчивость. Хорошо еще, что она не успела и не начала изрыгать из себя слова страшных угроз и проклятий.

Столько раз учила ее мать тому, что следует сначала хорошенько подумать головой и лишь потом начинать что-то делать.

– Мы поскачем в ремесленные мастерские. Или ты, – она вздернула вверх гордый носик, – хочешь, чтобы я шла туда пешком?

– Смилуйся, госпожа, – старший конюх, как подкошенный, упал на колени и распростерся ниц возле ее тени, своим прерывистым дыханием сдувая пыль с кожаных сапожков. – Разве мог я себе позволить даже помыслить о подобном кощунстве? Я отдам приказ, и ваши лошади будут готовы, – тучная туша вперевалку покатилась к конюшне.

Он тотчас отдаст такое распоряжение. Не дай того Аллах, язык и тот не проворачивается вымолвить оное, и Принцесса поедет к внешним воротам? Тогда его точно накажут, сдерут кожу с еще живого…

«Цок-цок-цок», – в утренней тишине отчетливо послышался стук копыт, и, ничуть не сомкнувший в эту ночь своих покрасневших глаз, Гали вскочил и примкнул к слеповатому слюдяному окошку.

Но разве через слюду можно хоть что-то углядеть? И когда он уже позволит-то себе поставить прозрачные окна из пластинок настоящего стекла? Кузнец тяжело вздохнул и покачал головой.

Может, если Принцессе понравится его работа, с того часа и пойдет его удача? Появятся деньги, а вместе с ними придет достаток…

«Тьфу, тьфу, тьфу!» – закрутился он на месте, сплевывая через левое плечо. «Сплюнь!» – всегда в таких случаях советовала ему мать.

А русичи, что к ним иногда заглядывают, проделывают заклинание аж трижды да еще усердно стучат пальцем по дереву.

– Глянь, госпожа… – едва слышно выдавил он из себя.

– Посмотрим…

Осторожненько приняла Айша протянутый ей подрагивающими от волнения руками мастера клинок, и глаза ее восторженно вспыхнули.

– О, Аллах, ты услышал мои молитвы, – беззвучно прошептали алые губки, прекрасные сами по себе и лишь чуточку подкрашенные.

Изящные ножны ее клинка искусный мастер украсил серебряными пластинками, а на них черной зернью нанес рисунки. Отполированное и остро отточенное лезвие сверкало. Теплая на ощупь рукоятка пришлась впору и удобно уместилась на ее небольшой ладошке. Осталось ей лишь проверить, как поведет себя клинок в настоящем деле.