Юрий Михайлов: Конечная остановка. Повесть о юности

– Кретины… Так же в тюрьму можно сесть!

Когда он подошел к друзьям, Витёк уже пришел в себя. Генка сказал, обращаясь к Жорке:

– Приведи его в чувство!

И Витьку:

– Я буду тебя бить за каждое воровство. Запомни это! Или уходи от нас…

После этого эпизода они перестали выпивать на улице, а Жорка не стал пить вино даже в компаниях.

Второй и последний инцидент с дракой произошел ближе к выпускным экзаменам. У Генки объявился двоюродный брат, Толян, который, приехав из глухой деревни, поступил в ПТУ. Балагур, весельчак, знал много частушек. Играл на простой гармошке только так! Но драчун: выпьет на копейку, а покуражиться надо на рубль.

Гуляли все вместе в широком пологом овраге, где снежные горки были естественные, их не надо ни мастерить, ни чистить. Там по вечерам собирались практически все местные школьники от восьмого до одиннадцатого классов. Кто-то привозил огромные дворовые сани, сваренные из толстенных труб (а такие, с учетом печного отопления, были практически в каждом доме), затаскивали их на макушку одной из многочисленных горок, разгонялись и на сумасшедшей скорости, падая друг на друга, съезжали вниз. В итоге до низа горы добирались два-три человека. Остальные разлетались по снегу во время спуска.

В этот вечер Толян приехал с опозданием на час-полтора от обычного его графика и с запахом спиртного. Генка спросил:

– Что за праздник, что пьешь без нас?

– Да так, у кореша день рождения…

– Что же ты сорвался, оставался бы в компании?

– Скучно, брательник!

И заорал во все горло:

– Выхожу и запеваю, а в кармане молоток! Неужели не заступится двоюродный браток?

И Толян действительно достал из кармана красиво сработанный небольшой цельнометаллический молоток. Изделие, выпускаемое в стенах их ПТУ.

– Ты что, дурак? – спросил Жорка.

– А вот сейчас узнаешь! Как на… по кумполу, так сразу поймешь!

– Убери, – сказал Геннадий.

Помолчал, добавил:

– А лучше вали отсюда, пока не протрезвеешь. Давай-давай, чеши в свое ПТУ!

– Так-то ты за родного брата… Эх-х-х! Пойду народ крушить!

Начала собираться толпа, привлеченная ором великовозрастного пэтэушника.

– Прекрати! – сказал Генка. – И убери игрушку, дурак!

– А ты возьми, попробуй! – начал дурачиться Толян, размахивая молотком.

Он был вертким, по-деревенски крепким, хотя и ростом не вышел, и спортом не занимался. Ребята начали пятиться от него, кое-кто отбежал на значительное расстояние. Генка еще раз сказал Толяну, чтобы тот прекратил куражиться. Как будто масла в огонь подлил: тот уже полез и на брата. Геннадий подставил под удар молотка левую руку, а правой коротким тычком в лоб свалил Толяна в снег. Сказал:

– Вставай!

Брат неуклюже, на четвереньках, пытался подняться на ноги.

– Поднимите его.

И только Жорка с Витьком приподняли Толяна, оторвав его руки от снежного настила, как он снова получил короткий удар в голову. Летел метра три, упал на спину, руки раскинул, молоток улетел в сторону. Генка повернулся и пошел по протоптанной в снегу тропинке, ведущей к кольцу городского трамвая. Ребята потянулись за ним. Вечер был испорчен.

Им не надо было садиться в трамвай, куда-то ехать: они жили в домах, расположенных вокруг конечной остановки. Витек не выдержал, сказал:

– А чо ты дерешься, всем морды бьешь?

– Это мой брат, я за него отвечаю, – сказал Генка после некоторой паузы.

– А меня за что бил?

– Ты знаешь.

– Я же не твой брат!

– Я думал, что мы – друзья, настоящие… С ворами я не знаюсь, запомни. И выбирай: или мы, или – свободен.

Таков был Геннадий Борисович Крутов (в народе – Генка). Он рос в верующей, даже патриархальной семье, где не ругались матом, вино пили только по праздникам. Мама, сестра и тетки Геннадия по воскресеньям ходили в церковь, а отец, после войны инвалид второй группы, еще долго работал на производстве, пока не поставил сына на ноги. В это понятие он включал несколько стадий. Первое и главное – чтобы Генка не спился, не скурвился и не попал в тюрьму. Второе – закончил школу и поступил в институт. Заветная мечта отца – увидеть сына дипломированным инженером.

Он даже не объяснял, что вот, мол, нам не удалось попасть в институт, так пусть хоть наши дети закончат учебу. Он лично знал, как было перед войной непросто вырваться из колхоза и начать новую жизнь в городе. Все, что он успел в деревне, так это окончить начальную школу. Но она дала ему многое: он умел читать, писать, прекрасно считал, освоил до разговорного уровня немецкий язык. Но это уже помогла война и его личное желание научиться объясняться с побежденным противником.