Александр Филиппов - А вот ещё случай был… Занимательные истории

На выручку подоспел глава района – высокий, дородный, с тремя подбородками, уложенными один на другой и незаметно переходящими в жирную грудь, распирающую тёмный костюм-тройку:

– Глубокоуважаемый Юрий Степанович! Волнение заведующей детским домом понятно. Несмотря на значительную поддержку со стороны государства, органов местного самоуправления, которую мы оказываем этому учреждению, помощь нефтяников оказывается всегда кстати, и воспринимается с благодарностью. – Он искоса глянул на телекамеры, приосанился, и выдал, как по писанному, обращаясь к невидимой телевизионной аудитории. – Компания «Южуралнефть» является традиционным спонсором для всей социальной сферы района. Мы искренне благодарим руководство компании – он жестом указал в сторону Клифта, – в лице её руководителя, Юрия Степановича Жабина, за бескорыстную и неустанную заботу о детях, оставшихся без попечения родителей. Вы обратили внимание, – на этот раз глава без утайки, честно и открыто смотрел в объективы телекамер, – что мы не называем содержащихся здесь детишек сиротами. Они не сироты. Они имеют заботливых и ответственных родителей, в роли которых выступают государство, муниципальные власти, а так же постоянные, социально-ответственные спонсоры вроде компании «Южуралнефть».

Репортёры, словно по команде, дружно сорвались с места, шустро выкатили рядком свои камеры, нацелились на Клифта.

Тот, благодарно кивнув, принял из рук Лисицина папочку с заранее заготовленным текстом, и, посматривая то в неё, то глядя прямо в объективы – видел по телеку не раз, как это делали выступающие политики, выдал без запинки речёвку:

– Представители нефтяной компании «Южуралнефть» не временщики на этой земле. Наша компания является самым крупным налогоплательщиком в областной и районный бюджеты, что способствует росту благосостояния населения, создаёт новые рабочие места. Но, кроме этого, мы постоянно изыскиваем внутренние резервы, экономя порой на самом необходимом, что бы ещё чем-то помочь нашим гражданам – малоимущим, пенсионерам, детям и инвалидам. – Клифт оторвался от бумажки, просветлённо огляделся вокруг, представляя одновременно, как поможет ментам эта запись в изобличении его как мошенника. Но собрался духом, продолжил: – Вместе со всеми жителями этого благодатного, богатого недрами края, наша компания устремлена в будущее. А будущее, как известно, заключается в детях. Дети, у которых мы сегодня в гостях, нуждаются в особой, я бы сказал, отеческой заботе. Поэтому мы приехали не с пустыми руками. – Клифт обернулся к своей многочисленной свите, – что же вы медлите? Несите подарки!

Баянист, чётко уловив момент, опять врезал свадебный марш, вспугнув грачей, с гвалтом слетевших разом с высоченных, как небоскрёбы, тополей во дворе, заметавшихся чёрными точками по белесому небу, и осыпавших гостей едкими, как известь, каплями помёта.

Глава района, брезгливо смахнув белоснежным платком серую кляксу с лацкана пиджака, обернулся к заведующей, растянув губы в улыбке:

– Ну что ж, Елизавета, приглашай дорогих гостей в дом!

Внутри здания бросалась в глаза чистенькая, примазанная свежей масляной краской, осветлённая побелкой, но всё-таки неистребимая до конца сиротская бедность. Она проглядывала предательски – то в стоптанных вкривь и вкось детских ботиночках в раздевалке, в латках на простынях застеленных ровно кроваток, в затёртых, истрёпанных до бумажной бахромы по краям, сшитых заново толстыми суровыми нитками, подклеенных книжках на полках библиотеки, слышалась в скрипнувшей некстати подгнившей половице под истёртым линолеумом.

Детишки – человек тридцать, чинно сидели на низких скамеечках в «игровой комнате», как пояснила заведующая, отличающейся от прочих обилием игрушек, акварельных рисунков по стенам, и толстым, с белесыми проплешинами, ковром на полу.

Увидев взрослых, ввалившихся гурьбой в «игровую», занявших собой едва ли не всё пространство, дети сжались на своих скамеечках, тараща глазёнки – нет, не испуганные, скорее смущённые от обилия незнакомых лиц. А потом, вспомнив наставления, или повинуясь неприметному знаку воспитателя, протянули вразнобой:

– Здра-а-вствуй-те-е…

У Клифта, отродясь не считавшего себя сентиментальным, сердце вдруг болезненно сжалось. Полыхнули ярко, как фотовспышка, собственные воспоминания. Детский дом, похожий на этот, нет, не архитектурой, тот был городской, каменный, и от того ещё более холодный, а пронзительной, сиротской бесприютностью и тоской, будто намертво въевшейся в стены подобных богоугодных заведений. А ещё чувством неприкаянности, которую не могли вытравить ни ласковые нянечки, ни добрые воспитатели, хотя их, добрых да ласковых, на всех сирот всё равно не хватало. И эта сиротская тоска и неприкаянность сопровождали Клифта всю жизнь…