Валентин Николаев - Собрание сочинений в двух томах. Том I

И мечта ее сбылась! Начальник, выждав стратегически рассчитанное время, обронил однажды небрежно, не отрываясь от бумаг: «А можете взять…»

И кресло оказалось за главным столом бухгалтерии. Василий Степанович, бывший капитан катера, и в начальниках флотского юмора не забыл. Теперь он частенько стал заходить в бухгалтерию то к экономисту, то к самой Альбине Егоровне и осторожно приглядывался к ней. «Ага, пожигают!.. – отмечал про себя. – Ну, тут вам хватит!..» – а вслух говорил:

– Что, Альбина Егоровна, неспокойно сидишь, перед ревизией будто?

– Да так, не выспалась чего-то, голова болит сегодня…

Через неделю кресло было выкинуто в коридор – для вольного посетителя, а потом и вовсе его выдворили на крыльцо конторы. Днем, греясь в скупом осеннем солнышке, спала на нем конторская кошка, а ночью величественно восседал сторож. Вот в это-то время и попалось на глаза Строповне кинутое на произвол судьбы кресло.

– Что это такое богатство кошке отдали? – возмутилась она и согнала кошку с нагретого места.

– А вот, – будто ждал ее, вышел на крыльцо начальник, – квартиру получила? Получила… Забирай теперь и мебель новую. Отдыхай после вахты… Вон, смотри-ка – это возчик Демьян едет на лошади?. Давай грузи скоренько и вези, пока никто не видел.

– Ай!.. Или вправду, Василий Степаныч?!

– Бери, бери, пока дают… Задаром…

– Вот спасибо-то, вот настоящие-то люди как!..

Узнала она потом или нет, что кресло было с «секретом»… Но это и не важно: все равно беда ее ждала неминуемо. Когда пооттопила она свое новое жилище, из потемневших пазов и изо всех щелей древнего обиталища выползла несметная армада местных клопов… Весь поселок оббежала она, спрашивая везде дусту. В магазинах, как на грех, никакого такого яду не было, и Строповна – она дежурила тогда на берегу в караванке – целыми днями проходу никому не давала, встречного и поперечного спрашивала про дуст. Иные чистосердечно советовали ей выморозить их с наступлением настоящих холодов (зима только начиналась), механики предлагали солярки, уверяя, что ни одно насекомое ее запаха не выносит… Но все это не подходило. Как известно, самый лютый мороз паразита этого не берет; притворившись, он замрет и будет ждать столько… В общем, жизни твоей не хватит! А от солярки у Строповны и в караванке голова кружилась. Когда пропитанные ею за лето механики собирались покурить в будочке, она уходила на воздух.

Так или иначе, но вскоре о ее беде знал весь затон, узнали, что и выход она нашла: какая-то умная голова посоветовала Строповне устроить клопам «баню», то есть ошпарить их «живым» кипятком. Конечно, она и сама это знала, но как-то растерялась на раз, забыла.

Не скоро, но жилище свое она вычистила, клопов изжила, а вот «славу» свою изжить так и не смогла, слава – хоть дурная, хоть добрая – она сильнее клопов, и просто так, дустом, ее не вытравишь. А помог укорениться славе все тот же баламут Санька.

От осени до весны в затоне срок не велик: по снегу и по льду заканчивается навигация, со льдом и снегом и открывается она. В апреле как одного из самых ловких капитанов послали рыжего Саньку за удобрением на Волгу. Уходил он из затона вместе со льдом. Судоходной обстановки ни на Унже, ни на Волге еще не было, рейсы были рискованные, доступные не всем… Но Санька прорвался, баржу с удобрением для колхоза заполучил так быстро, что не только в ресторан сходить, о чем мечтал всю дорогу, а едва хлеба успел купить и – в обратный рейс. Шел только в дневные часы, самую тьму приходилось пережидать, отстаиваться у берегов.

В затон прибыл Санька к вечеру, баржу-площадку с кучами удобрения притащил к самой караванке: ставить под колхозный берег было уже поздно. Другое дело – торопился капитан в магазин, всю дорогу высчитывал время. Курева у него не было и еды опять никакой. И успел бы, у него редко что срывалось. Но едва сошел на берег, поздоровался с капитанами, сидящими возле караванки, как узнал, что магазин закрыт на учет. Выругался он, затягиваясь чужой сигаретой, и стоял так, расстроенный, злой, голодный и вдобавок еще неопохмеленный (о чем, конечно, никто не знал): попутчик-отпускник ехал с ним до затона.

Вот в это-то время и выкатилась из караванки Строповна.

– Чего это ты, Саня, привез? – дружелюбно пропела она, приглядываясь из-под руки к белевшим в ранних сумерках кучам на барже.

Примерился он на нее глазами, будто на дрова или на кнехт, и ляпнул:

– Чего, чего… Дусту! Вот чего… Надо, что ли? Бери тонны три – дам по блату!