Елена Хисматулина - Неяркое солнце в лёгком миноре

Спустя минут десять шеф выполз в приемную «в новой коже». За время короткого телефонного разговора он преобразился до неузнаваемости – сиял, был необычайно доволен, потирал сытое брюхо. Мне редко приходилось видеть его в столь благостном расположении духа.

– Санька, – это он меня так называл, на самом деле я Александра, – распорядись, чтобы подготовили место для нового сотрудника. Ты не представляешь, что это за человек! Это находка, это наша броня! Теперь мы таких дел наворотим, что дух захватывает! А маркетологов сраных – в коридор, все одно толку нет. Кабинет привести в порядок, стол там, компьютер новый, ну сама знаешь. Пепельница чтоб на столе была. В понедельник сам проверю.

– Пепельница? – туго соображала я.

Здесь надо сделать пояснение. Шеф не курил и дыма сигаретного не выносил на дух. Я перешла на тайное курение в нерабочие часы. Первую, и ее же последнюю, утреннюю сигарету выкуривала до восьми ноль-ноль. Если позже, шеф с порога улавливал запах табака, и тогда день уже не казался мне томным. А тут пепельницу в кабинет. Дела!

В понедельник все складывалось против меня. Трамвай встретился на рельсах с «москвичом». Я рванулась к автобусу, не успела, и галопом, проклиная брусчатку центральной площади и тот день, когда мне впервые пришлось приступить к каждодневному изнурительному секретарскому труду, понеслась в сторону родной конторы. Пробегая мимо ларька «Союзпечать», краем глаза выхватила в свалке «колониального» товара здоровущую пепельницу.

«Ерш твою маман! Как я могла забыть о ней?» – лихорадочно начала скрести по дну сумки, нашарила кошелек и, упав на спину страждущему до «Комсомолки» гражданину, выпалила в окошко киоскеру: – Пепельницу мне.

Работница точки мелкой торговли вопросительно посмотрела на «комсомольца». Я даванула ему на спину посильнее, и он сдался: «Обслужите уж девушку, видно, торопится сильно». А мне, не поворачивая головы, с мольбой в голосе: «Девушка, освободите мой позвоночник! У меня серьезная травма… три года назад была. Я корсет восемь месяцев носил».

Действительно, чего я легла на этого хлюпика? Пришлось немного отступить и ослабить давление на его травмированную, измученную корсетом спину. К тому моменту продавщица подтянула к окошку пепельницу.

– С Вас триста рэ, – не удивила меня очередным скачком цен продавщица. Это полгода назад я, возможно, зарыдала бы от бессилия и безденежья. Триста рэ – месячная зарплата моих родителей вместе взятых! Но это было полгода назад. А сейчас я постепенно свыкалась с мыслью, что зарплата в две с половиной тысячи оказалась мне доступной и виделись даже перспективы роста.

– Грабеж, – икнул «комсомолец».

– НЭП, – хихикнула киоскерша.

Они были уже из разных классов, по разные стороны баррикад. Угнетатель и угнетаемый, буржуй и пролетарий. А все потому, что мужчинка трудился на благо науки, судя по внешнему виду, а продавщица осваивала азы предпринимательства.

Я выгребла все, что было в кошельке. В последнюю минуту спохватилась и утащила из мятой денежной кучи полтинник. Он был явным перебором, а хищная киоскерша поглотила бы его вместе с остальными купюрами, не глядя мне в глаза.

– Девушка, пепельницу возьмите!

Я протянула руку, но продавщица предупредила:

– Двумя руками держите, тяжелая.

Не то слово! Монолит! Я отползла от ларька, запихнула пепельницу в сумку и уже не так резво преодолела финишную дистанцию до здания фирмы.

Шеф не обманул. Как новый рубль, сияя и переливаясь в лучах утреннего солнца, он сторожил приход Виктора Андреевича. Я пришла первой. Шеф набрал в легкие воздух, чтобы звуковой волной снести меня с красной ковровой дорожки, которую мысленно расстелил от входа, но я сразила его пепельницей. Образно выражаясь, конечно.

Когда я достала ее, тяжелую, как моя зависимая судьба, шеф потеплел.

– Это ты правильно, Александра. Неси в кабинет. Солидная вещь.

«А то! Мрамор, батенька! Монолит!» – подумала я и потащила «монумент» в кабинет маркетологов. По дороге вспомнила – бывший – и тут же лицом к лицу столкнулась с униженным и отлученным начальником отдела маркетинга. Пятничный эпитет шефа по отношению ко всей его команде я тоже вспомнила, но сплетничать не стала. Подумала только: «Почему это маркетинг сраный? Раньше незаметно было».

На столе было чисто убрано, ни пылинки, ни напоминания о прежних владельцах. Пепельница легла всей мощью рядом с письменным прибором. Я полюбовалась ее убожеством и вышмыгнула из кабинета. В коридоре уже слышалось восторженное кудахтанье шефа и бас Виктора Андреевича. Пришел…