Марк Герер - Хроники Фруктовой революции

Я давно мучительно думал о своей девственности. Это был последний рубеж, который меня отделял от остальных нормальных людей. Мне было уже двадцати три, и оставаться в таком возрасте мальчиком казалось мне патологией. Но в тот вечер я и не думал, что зайдет дальше поцелуев. Но когда Рита хрипло прошептала: «Я еще девочка…» – отступать было поздно. Поступи я иначе, уже завтра весь курс бы знал, что я не смог. Меня не остановило отсутствие презервативов. Никому из нас первый неловкий секс не понравился. На следующее утро голова раскалывалась с похмелья. Мы делали вид, что ничего не произошло, и общались так же мало, как и раньше.

Я себя отчаянно успокаивал, девственница не может забеременеть, не может. Прикидывал вероятность этого события. Она стремилась к нулю. И вот я лишился девственности и стал папой одновременно.

Делать аборт? И где? Или уже слишком поздно? Я прокручивал вопросы в голове, но задать их Рите не хватало смелости. Достать телефон и погуглить при ней тоже было неловко.

«Я боюсь», – сказала Рита. Больше всего на свете мне хотелось остаться одному, но Рита попросила проводить ее домой. Опять мы ехали к ней домой и опять неловко молчали. По дороге я все-таки незаметно погуглил. Поиск вывалил кучу сайтов про беременность. Меня мутило от одного вида картинок, где оплодотворенная клетка постепенно превращается в младенца, я ткнул в первую попавшуюся ссылку.

До пятой недели нельзя быть уверенным, наступила беременность или нет. Тест может и ошибиться. Шевельнулась слабая надежда, что Рита просто запаниковала, и сигнал о беременности был ложным. Может, вторая полоска была еле видна?

Если это не так, зародыш уже весил три с половиной грамма. Я покосился на живот Риты. Она сидела и безучастно смотрела в окно, а между тем в ней вовсю работала заложенная программа, выполнение которой уже расписано по неделям.

Дома Рита сделала тест еще один раз. Я ее об этом не просил, но она решила, что я лично должен засвидетельствовать результат. Две четкие полоски. Я незаметно уединился и погуглил инфу про аборт. У нас в запасе было месяца два, не больше.

Решение откладывалось, и от сердца немного отлегло. В тот вечер мы занялись сексом второй раз. Терять было нечего, и на этот раз мы оба получили удовольствие.

Целый месяц мы трахались и ничего не решали. Нужно было делать УЗИ, но мы ни разу даже не поговорили о том, что будет дальше.

Однажды вечером я возвращался от Риты домой. Пока я не приходил, мама не ложилась спать. Где бы я ни был, как бы ни был пьян, я всегда ночевал дома. Если я не отвечал на звонки больше двух часов, маме становилось плохо с сердцем. Рите я никак не объяснял, почему никогда не остаюсь у нее.

Было без пяти минут два, хотя я обещал прийти не позже двенадцати. Я трусцой подбежал к дому и заскочил в подъезд. Было темно, в этом не было ничего странного, лампочки постоянно кто-то выкручивал. Я бежал по лестнице, когда в кармане зазвонил мобильник, но ответить на звонок я не успел. Кто-то повис на моих руках, к носу прижали что-то мокрое, и я потерял сознание от резкого запаха.

Очнулся в темной комнате на полу. Все тело ломило, голова раскалывалась от боли. Через окно сквозь прутья решетки тускло светила луна. Я с трудом встал и попытался найти дверь. Двери не было. Меня вырвало. Рита приготовила на ужин тушеную картошку с курицей. От запаха полупереваренной еды меня стошнило еще раз. Я подполз к окну и в бредовом состоянии просидел там до самого утра.

Когда рассвело, я увидел, что дверь в комнате все-таки есть. Массивная, оцинкованная дверь с глазком. Плотно пригнанная к стене, без ручки и замка. Видимо, она запиралась снаружи на засов. Возле двери стояло ведро. В ведре была морковка.

Я не знал, где я, кто меня похитил и зачем мне оставили полное ведро морковки. Слишком жутко, чтобы походило на розыгрыш. Слишком странно, чтобы было правдой. Я не орал, не разбивал в кровь кулаки об дверь. И совсем не потому, что взял себя в руки или приготовился умирать.

У человека за большинство реакций отвечает мозг рептилии. Он дремлет и в случае опасности мгновенно принимает решение – нападать или бежать. У меня была еда, я сидел в теплом сухом помещении, и моей рептилии ничего не угрожало.

Прошла неделя, я отмечал дни, складывая под окном кусочки морковки. Я хладнокровно подсчитывал, насколько ее хватит. Сильно хотелось пить. Первые дни я дико переживал, как плохо сейчас моей маме, как она переживает из-за того, что я пропал. На второй неделе жалость сменилась завистью – она в любой момент может открыть кран и попить.