Николай Еленевский - Сердцебиение (сборник)

Раньше многие мужики в полесских селах считали иметь пчел первым делом. Пчела в хозяйстве свидетельствовала о трудолюбии хозяина. Лодыря она не терпела, улетала. Здешний мед я пробовал, и не раз. Особенно понравился в деревне Востров. Она недалеко от Ладорожи. Несколько лет назад в Вострове открывали дом социальных услуг. День стоял удивительный, полный солнечного света, музыки, песен, танцев. Даже не верилось, что немногочисленные жители все имели почти пенсионный возраст. Украшение праздника – длинный стол с домашней выпечкой и тарелками, полными душистого меда. Мы с председателем райисполкома Вячеславом Сашко аккуратно макали сдобными булочками каждый в свою «медовую» тарелку, запивали чаем, на что один из местных старожилов недовольно покачал головой:

– Вячеслав Васильевич, мы же вам ложки положили. Когда-то булка для нас была редкостью, а мед – дело обыденное.

Но ложкой меда много не съешь, однако, просьбу хлебосольного островитянина уважили, и правда, чая при этом вошло столько, сколько я выпивал разве что в Ташкенте в компании аксакалов под развесистыми ивами над шумными арыками Юнус-Абада.

…Николай Григорьевич прислонил косу к улью, взял грабли, но, заметив нас, сменил их на самодельную трость и пошел навстречу удивительно легкой походкой. Что-то было в нем от скворца. Те желтоклюво челночили все огородные закоулки, в бесчисленном множестве пунктирили небо над деревней, оглашали воздух громогласными переговорами.

Поздоровавшись, старик присаживается на скамейку, сделанную еще в те далекие годы, когда на этой длинной, потрескавшейся, потемневшей от времени доске не хватало места многочисленной семье.

– Ладно, кто рано встает, тому Бог дает, а как оно у тебя, сынку?

Это его обычный вопрос, с которого начинаются их встречи с тех пор, как Петр вернулся в родные края и возглавил местный сельхозкооператив, то бишь колхоз. Отец требовал от сына еженедельного, а то и чаще, отчета о проделанной работе.

– Все в порядке, батько. Все в лучшем виде!

Николай Григорьевич, считая меня своим человеком, хмурит седые брови:

– Так старшему, а тем более батьке, не отвечают. Прошу со всеми подробностями.

Почти четыре года назад и по возрасту, и по состоянию здоровья ушел на заслуженный отдых местный руководитель Николай Кошар. Около тридцати лет он посвятил здешней земле. Хозяйство было на хорошем счету, а в иные времена благодаря мелиорированным землям и вовсе ходило в лидерах. Сельчане неплохо зарабатывали, строились, растили и выводили в люди детей. Не сказать, чтобы жировали, всякое случалось, но с хлебом были.

Да и Николай Яромчик о тех годах вспоминал, посматривая на свои намозоленные ладони, с чувством хоть небольшого, но удовлетворения. Он с женой Софьюшкой подняли и поставили на ноги пятерых детей. Когда на себя надеялись, когда на власть, да и на колхоз в придачу. А сколько раз бывало, что выручали – шурин Николай, соседи Иван Полейчук, Евгения Ботвинко…

Всех деток появилось на свет девятеро. Четверых война забрала: заболели разными хворями, единственным лекарством от которых были отвар из малиновых веток да сушеная царь-ягода – черника. Сколько слез выплакал он тогда с женою. Сколько свечей поставил в церкви и молил Бога уберечь остальных. А после войны – голеча и кусок хлеба в радость. Беднота. Это сейчас все домотканое стало музейной редкостью. А тогда оно и на столе, и на кровати, и на себе.

Вроде как выкарабкались, дела в гору пошли, да навалилась чернобыльская беда. И кто бы мог подумать, что она исподтишка столько зла наделает, а за Чернобылем подобралась беда не меньшая – перестройка. Главным девизом ее стал лозунг: «Куй «железо», пока Горбачев!» О каком железе шла речь, понятно. Ковали, забыв обо всем…

Да не проклял ее Господь в самом начале!

Поползло село в яму. До чего же страшной она казалась тем, у кого за спиной были годы и годы самой разной жизни, таким, как Николай Яромчик.

Чем дальше, тем быстрее и тем глубже оказывалась эта яма. Кошар как только мог, все старался удержать колхоз, хоть на ее краю, но удержать. И не он один. Многие председатели ломали головы над тем, как выжить. Да куда там, огромная страна лезла по границам, как по швам, начала трещать, разваливаться, крошиться на куски. Чья-то неизвестная сила имела желание сгрести их со стола истории в помойное ведро. Вопрос стоял ребром: выживем ли? Все оказалось на грани экономического и политического коллапса.