Елена Збаражская - Послезавтра была любовь. А сегодня пока ещё есть…

Врываешься иногда
ты в мысли мои
аккордами безудержными…
Наверное, так боги
ходы придумали
в играх, считая их
могучими…

Дни падают грузом
лавиной туманов,
невидимой с неба тучи…
И кровь со всем вкусом
потоком смакует
гремучую смесь
чувственности…

В груди, как при гриппе,
сплошной хрипотой
бурлит наваждение…
И ты, как отрывок,
оборванный из жизни,
желтеешь в объятиях
мгновения…

Что искала, то нашла… Время до разлуки,
Я гляделась в зеркала глаз твоих, от скуки…
И читала по устам все твои желания,
Как по древним письменам, изрекая знания.

Потерялась я в твоих мыслях неуёмных,
Захотелось стать твоей единицей скромной.
В многочисленности слов не искала главных,
Умирала я с тобой и рождалась заново…

Ты привычкой стал моей самой непонятной:
То, как лёд в моей душе, то в крови, как сахар.
Что искала, то нашла… Время до разлуки —
Потемнели зеркала, и пропали звуки…

Громоздкий замок, лестница с одышкой…
В верхах, на мраморном
ты в одиноком троне восседаешь,
и камня холод, красотой блистая,
не благодарит тебя за мудрость и за гордость —
он же камень!
И ты безмолвный артефакт-
музеям радость или скука,
не согреваешь никого в руках
тех рук, которые к тебе могли бы
притянуться…
Не ведаешь, как льды плывут
на солнце, парясь безысходно,
не мыслишь ни о чём, как друг-
ты перст неважный и безродный.
Ты никто!
Лишь потому, что ты холодный,
как мрамор тусклый и бесплодный!
И – «не как»,
а – ОН!

С тобою рядом мёрзнут руки!

Потрескались уста
от ста
минувших суток
без тёплых
и так нужных
поцелуев,
и взгляд аморфный
пронзает воздух
ресницами, касаясь неба.

Нет линий
прорисованных
на коже,
которые рождались
от улыбок
и дивных ямочек
на щёчках,
зардевшихся
от встреч счастливых.

И осень в этом веке
расхныкалась
на славу
из-за большой потери
тебя в громадном мегаполисе,
в порталах,
где ты скрываешь
все свои надежды
и, уповая на все случаи удачи.

И где-то в глубине
пустых кварталов
умело покидаешь след
дождями города,
как будто я искать
начну сначала
прошлое,
но я уже не стану
топтать не мой побег…

Мне холодно…

У пропасти моей
всего один лишь берег,
надрывные ветра,
безжизненный коллаж,
где птицы чувствуют
портал слепых затмений,
без шансов выжить,
делая вираж.

Там в венах не бурлят
кровавые потоки,
глазницы пепелят
измученной тоской:
чтобы к тебе попасть,
пронзая горизонты,
я вынуждена падать
в ту бездну вечных снов.

Но я парить не стану
над чёрною дырою,
останусь ждать века,
как старец-пилигрим.
Если исчезну бликом
с чернеющей платформы,
уже никто не сможет,
как я тебя любить!

Гонимые ветрами
розетки одуванчиков,
в сознании рождают
волшебные стежки,
своим путём бессовестно
все тропы открывают
в ту сторону заветную,
где плачет херувим.

И небеса прохладные,
с подушками из сферы,
манят собой, наглея,
с тактичностью в ладах.
Вершин уже не видно —
всё под тобой темнеет
в той стороне запретной,
где херувим не спал…

Я так давно на дне,
придавлена водой со вкусом соли,
разбавленной дождями иногда,
а иногда, простуженной ветрами,
с гнётом боли, так глубоко засевшей
под тонкой гладкой кожей,
так, что светятся все линии рождения,
опухшие невольно от тоски…

Я так давно на дне,
не хочется всплывать, и сил тех нет,
с которыми когда-то я летала
без крыльев, сверкающими перьями
без прошлого, теперь оно уж есть —
в ногах расположилось лежебоко,
что ржавчиной покрылись все мгновенья…
С тобой так мало было прожито веков…

Безудержная страсть суставы разъедает,
Подобно серной кислоте.
Беспомощная стать колени преклоняет —
Не быть распятым на кресте…