Анна Евсеева - Шум города. Мини-роман

Очевидно, они думают, что настоящая правда выступает исключительно в тяжёлом весе. Когда Николас, шумно отдуваясь в густые усы после крутой лестницы, которая ведёт к моей мастерской, валится в кресло, вытирает платком взмокший лоб и, почти не глядя на очередную посетительницу, тихим голосом произносит:

– Ну что ж, мадам, вчера был не ваш день… Надо было хотя бы одним глазком заглянуть в гороскоп прежде, чем идти на такой опрометчивый шаг… – он поднимает взгляд на клиентку, которая во все глаза смотрит на него и уже дрожит от предвкушения единственно верного совета.

О его способностях среди парижской элиты ходят легенды, слава его распространилась за пределами Франции, и благодаря этому мы имеем немало клиентов. Часть из них использует возможность познакомиться с Николасом, заказывая у меня свой портрет. Но Николас – честный компаньон, он всегда говорит, что астрологический портрет прилагается исключительно к портрету живописному. Так Николас зарабатывает свой авторитет, и, кроме авторитета, зарабатывает деньги на то, чтобы переехать в Базель, где живут его жена и двое сыновей. К своей семье он относится с поразительной нежностью, и это делает ему честь.

У меня нет семьи и, похоже, не будет. Я – признаюсь – не умею хранить верность, часто увлекаюсь и очень быстро теряю интерес. Я где-то слышал, что непостоянство – признак таланта. И могу с этим только согласиться. В любви я люблю саму любовь – умопомрачительное чувство легкого волнения, которое приятно теребит нервную систему. Я назвал бы это ощущение состоянием «первизны». Видимо поэтому я почти всегда чувствую влюблённость в свои модели, и это помогает мне изображать их во сто крат одухотвореннее, чем они есть на самом деле. Но эта влюблённость моментально проходит, как только я заканчиваю портрет. И многих это оставляет в полнейшем недоумении. Некоторые даже делают попытки продолжить со мной задушевные разговоры, но я перестаю понимать, о чём и как с ними разговаривать. А ещё чаще – прекращаю подходить к телефону. Ведь мои модели не должны вызывать у меня никаких желаний и никаких чувств, кроме единственного – перенести неповторимый образ на холст, затем получить слова благодарности и конверт с деньгами.

В Нелли чувствуется какая-то странная жестокость, и это проскальзывает во всём – не только когда она о чём-то рассказывает, но и когда молча скользит взглядом по моим картинам, безучастно, просто так – и я абсолютно убеждён, что она ничего не понимает в живописи.

– Мне так странно, – её монотонный голос снова звучит в моей мастерской. Притих Илидор, но я точно знаю, что он прислушивается. – Это совершенно непостижимо, что человек может полностью сгореть, и останется какая-то чёрная неузнаваемая мумия, сухая и бессловесная. Возьми её в руки, и она рассыплется…

Меня передергивает, и я уверен – передёргивает и старого Илидора, я слышу шорох его крыльев из клетки. Нелли тоже слышит.

– Кто у тебя там?

– Попугай.

– А почему под тряпкой?

– Он боится открытого пространства.

Нелли несколько секунд смотрит на чёрную тряпку.

– А давай его выпустим?

– Зачем? – ужасаюсь я её детской глупости и представляя панику несчастного Илидора, если он окажется вне клетки.

– Посмотрим, что будет, – безучастно отвечает она и тут же забывает, о чём говорила.

Мне ненавистна даже сама мысль о жестокости, меня передергивает от любого натурализма. Наверное поэтому в моей мастерской нет телевизора, я не покупаю газет. О том, что происходит в мире, я узнаю от своих клиентов, потому что, на самом деле, этот мир происходит в моей мастерской. Именно здесь совершаются государственные перевороты, падает и взлетает курс евро, разоряются крупные компании, здесь намечаются маршруты ядерных ракет, а это значит – именно в моей мастерской решается судьба земного шара. Я сотни раз объяснял Нелли, что не нуждаюсь в лишней информации, тем более что в телевизоре она недостоверна, так как я – возможно, единственный человек на свете – который узнает правду из первых рук, сразу, как только она появляется на свет, ещё не в деформированном виде. Но Нелли кажется, что отсутствие телевизора – это брешь, которую она постоянно старается заполнить, рассказывая мне жуткие истории. Страшно смотреть, как её нежный рот с полнейшим безразличием изрыгает чернуху. Мне в такие моменты вспоминается прекрасная царевна, изо рта которой выпрыгивали лягушки.

– Вчера один коммерсант, – нежно и равнодушно вещает Нелли, – выпал из окна двенадцатого этажа. Разбился насмерть, – она усмехается каким-то своим мыслям. – А его мозги разметало по асфальту так, что дворники лопатами не могли отскрести. Омерзительная лягушка сделала своё дело – она выпрыгнула изо рта и, сделав несколько кругов по комнате, попала в мои уши, а дальше поползла по капиллярам, венам и артериям и закипела в моем воспалённом мозгу дикой картиной случившегося, которая теперь нескоро выйдет из памяти.