Юрий Михайлов: Двое в созвездии Льва. и другие рассказы

Класса до шестого Лёша заходил к матери только по выходным дням, общаться с сёстрами и братьями не любил: вечно они подтрунивали над ним, его серой школьной формой и чёрным портфелем-ранцем. У них такой одежды не было, им не покупали ни коньков, ни лыж, ни санок из гнутых трубок, развивающих на горе страшную скорость. Баба Наташа не только покупала всё это хозяйство, но и ходила с мальчиком в секции: сначала лыжную, потом конькобежную. А летом после пятого класса Лёшку приглядел на дворовом турнире тренер детской команды футбольного клуба «Текстильщик».

Наталья Ивановна гордилась своим неофициальным сыном, никаких денег не жалела на него. Но одновременно всё больше впадала в грусть, постоянно помня о трагически умершем родном сыне. Раз в два года, как правило, летом, она уезжала в посёлочек возле тюрьмы. Лёшку передавала в семью, не возвращалась месяц, а то и два. Деньги копила на сберкнижке, в садике брала к положенному отпуску дополнительные дни за свой счёт. Возвращалась задумчивой, снова стала носить чёрные одежды, на голову повязывала такую же чёрную шаль. Утром и вечером – молитвы, по субботам и воскресеньям, нередко с ночёвкой, отправлялась в дальние сельские храмы, где мыла полы и окна в церквах, прислуживала священникам, готовила еду для монахов. И всё чаще поговаривала: пора и ей быть рядом со своей кровинушкой…

Лёшка запаниковал: чувствовал, придётся возвращаться в семью, где уже остался только средний брат, поступивший в техникум. Взрослые сёстры и ещё один брат разлетелись по всей стране. С бабой Наташей виделись всё реже, он уже только раз-два в неделю забегал к ней, чтобы поесть и сделать уроки. Вёл с бабушкой умные разговоры:

– Ба, скажи, почему ночью на болоте горят голубые огоньки?

– Души умерших маются, ждут страшного суда… От томления и ожидания сгорает немало людей. Так и души их продолжают томиться.

– Не, ба, это горит газ сероводород, невидимый днём и светящийся ночью.

– Может, и так… Только без Его воли ни один волос не упадёт с голов наших. Спаси, сохрани и помилуй нас, Господи.

А когда Лёшка поступил в институт, то бывал у бабы Наташи только по праздникам, чтобы перехватить деньжат на увеселительные мероприятия.

***

В армию Алексея призвали после окончания второго курса института. Он вырвался домой всего один раз, на неделю. Спросил о бабе Наташе, и мама ответила что-то невразумительное, типа: тронулась немного умом золовка, всё имущество своё и деньги раздала церкви и нищим, поселилась возле тюрьмы, где погиб Алексей… Где, как устроилась, чем занимается родственница, мать ничего не могла сказать. И вот накануне демобилизации Алексею пришло письмо о кончине «сестры Натальи». Похоронена она, сообщала бывшая когда-то игумения, на сельском кладбище, как и просила, рядом с могилкой её сына, Алексея Андриановича Костомарова. Была ещё и приписка, вроде как от простого человека, не от монахини: «…любила она вас, Алексей, как второго сына».

Документы в штабе воинской части оформили быстро, от городского вокзала до тюрьмы – монастыря Алексей ехал на автобусе. Не мог солдат заснуть в поезде, ночь проворочался на верхней полке, думая о бабе Наташе, вспоминал детство, счастливые минуты, которые дарила ему родственница. А в автобусе не выдержал напряжения, сморила дорога, провалился в черноту без сновидений. Разбудила его кондуктор, подсевшая на свободное рядом сиденье, посоветовала найти дом тётки Степаниды: она хорошо встречает верующих. Не выдержала женщина, спросила напоследок:

– Не наш ты, не поселковый… Приболел что ли, солдатик? Для водки-то вроде бы рановато… Никак туберкулёз прицепился. Помолись, только усердно, попроси заступницу нашу, Божью Матерь, о здоровье своём. Когда-то здесь в монастыре её иконка была – Чудотворная… Да и о нас замолви словечко, вы, солдатики-то, чистые, как младенцы. Царица Небесная любит вас.

Высоченные стены тюрьмы – монастыря со следами смытой дождями белой извёстки поражали воображение простых смертных. На шпиле главной из четырёх церквей вращалась на ветру позолоченная фигурка ангела. Алексей свернул на улицу, ведущую к домам, где окна с наличниками причудливо расписаны самыми яркими красками. Дом Степаниды указали сразу, он стоял третьим по правой стороне улицы.

– Чей будешь? – спросила солдата высока костистая пожилая женщина. – Вижу, приезжий, не наш. Чё привело сюда: горе али радость… В тюрьму пойдёшь на свиданку али помолиться надо Чудотворной иконе Божьей Матери? – женщина трижды перекрестилась, бормоча что-то себе под нос. – В лесу махонькая часовенка стоит, там освящённая копия иконы… Там обычно на неё и молятся.