Ноэми Норд: По велению Ваала

Свечи вспыхнули еще ярче, по ногам подуло солью морей и озоном космоса.

В лицо ударил холод луны.

Лучи пентаграммы снова переместились.

Север стал Югом.

Восток – Западом.

– Азазель! Явись, лентяй, обманщик! – голос магини становился все нетерпеливее, все раздраженнее:

Гиззо сидел, незамеченный очень близко от Клементины. Их разделяла тонкая, но необычайно прочная стена.

Эту незримую стену смастерил главный механик специально для наблюдения за плененными магами. Она была устроена просто, но истинная природа изготовления, так и не раскрылась разуму инквизитора.

– Все дело в обратном кварцевом отражении, – так объяснил Чезаре принцип замечательного фокуса с зеркальной стеной.

Осколки чудесного мегалита доминиканцы обнаружили на развалинах Авлона, и Чезаре Ачило, тщательно обтесав стыки алмазными жерновами, остеклил ими тайные ниши каземата.

Прозрачными зеркалами на ярусе дознания были выложены все камеры, где содержались важные пленники.

Гиззо мог невидимо присутствовать на любом допросе.

Самый крупный кусок зеркального материала украшал северную нишу оратория, где инквизитор частенько подглядывал за пассами магов.

Ему доставляло удовольствие вдруг явиться на допрос в самом неожиданном месте и, сделав строгое лицо, укорить палача в чрезмерной жестокости. При этом он часто приостанавливал испытание, и, сняв с ног ополоумевшего от пыток мага, раскаленные колодки, медовым голосом извинялся:

– Ах, эти бездушные деревенские грубияны! Примите извинения за их необязательную кровожадность. Но что с них взять? И кем их заменить? Воспитанные люди не рвутся служить в дознании.

Этот момент обычно становился переломным.

Маятник добра и зла всегда срабатывал. Замученный старец обнажал душу, плача на груди своего главного врага.

Гиззо нравилось угадывать пусть мимолетное, но обожание в глазах измученных колдунов. Оно сулило скорое признание во всех земных грехах, конец дознанию, праздник аутодафе и продвижение по службе.

В этот раз Гиззо не без любопытства наблюдал за суматошными пассами колдуньи и ее страстной перебранкой с расставленными в круг свечами.

Он сидел на низенькой скамье так близко от ведьмы, что мог бы при желании ущипнуть ее за крутые ягодицы, выпирающие из бархата узкой мантии.

Но сама заклинательница не замечала шпиона.

Инквизитор злорадно ухмылялся. В душе звучала музыка власти.

Подглядывать не благородно.

Но он же не рыцарь, закованный в латы.

Он рыцарь, зашитый в шкуру верного пса.

Зато он ни разу не потерял след.

Клементина, ты поймана!

Скоро ты раскроешь тайны своих заблуждений.

Я сорву с тебя черный бархат и найду на твоей плоти поцелуи дьявола.

Парацельс глуп. Он не заметил предательства в доме.

Вы с Сатаной столько лет морочили ему голову!

Но мне ты исповедуешься без утайки.

Ты перл Сатаны, ты его сердце.

Все прославленные колдуны, маги и философы мужского рода – всего лишь обман.

Мы искали сильного.

А дьявол заслал в наш мир слабую, но хитрую женщину.

Но мы справимся с ее магией.

Я отправлю ее на костер.

Огонь подчеркнет каждый штрих великолепной фигуры.

Лишь тающая красота бесценна.

Лишь уходящее вызывает слезы.

Как великолепно ты будешь выглядеть в искрах костра!

Высокомерная чернокнижница, благородная дева, постигшая Каббалу, проклянет своего защитника – Сатану!

Гиззо вышел из укрытия.

В нос ударил густой аромат изысканных курений.

– Позвольте прервать ваши пассы, магиня.

Клементина вздрогнула. Воздетые к небесам руки опустились, словно кто-то перерезал невидимые нити марионетки.

Она сложила пальцы замком на груди и с неудовольствием вышла из магического круга:

– Я слушаю, преподобный.

– Ты ведьма!

– Вы только что в этом уверились?

– Но ты не простая сатанинская тварь. Ты более других приблизилась к тайнам дьявола. К тем тайнам, которые не извлечет из тебя даже костер. Ты не боишься огня. Ты играешь с ним, забавляешься. Это похвально для мага. Но не в ладу с верой.