Любовь Болконская - Душа. Экспериментальный психороман

Тучи двигались вперёд, заполняя собой большую часть неба, оставив миру только небольшой, прекрасный, голубой кусочек, перемешанный с перистыми белыми облаками. Но перистые облака с лёгкостью воссоединялись со светло-серыми краями огромной надвигающейся тучи так, что даже этому небольшому кусочку голубого неба, связывавшего собой Мир и Космос, суждено было исчезнуть за серым цветом, который впоследствии всегда становится чёрным …

«Эгэгэгэээээй!» – Разносилось по всей улице. Это пел человек, находившийся в состоянии алкогольного опьянения. Он шёл, еле волоча ногами и шатаясь из стороны в сторону. Его старые чёрные ботинки шаркали по земле, издавая неприятные звуки. На нём были старые широкие джинсы, видавшие многое, что даже не было понятно, какого они цвета. Джинсы уводили к старой ветровке грязно-зелёного цвета, из-под которой виднелась шея, выглядевшая тёмно-коричневой из-за грязи. Лицо его было таким же грязным и неумытым. И лицо его от частого употребления алкоголя стало ещё красным и опухшим, а глаза горели какой-то ненавистью ко всему, что его окружает. Его вид отталкивал людей, и те, увидев его, отходили в сторону. Даже ветер не играл с его грязными и нечёсаными волосами…

«Опять он свои песни поёт?!» – Донесся крик возмущения по этой улице, в одном из дворов которой и гулял этот самый пьяный человек. Сама же улица была почти безлюдна. Это был самый крайний район Города. Здесь почти никто не жил, и только по ночам бродил пьяный народ, то распевая песни, то просто крича. Некоторые участки земли даже были окрашены в тёмно-бардовый цвет из-за крови, которая здесь часто проливается в ходе пьяных драк. Все дома не были новы, но не так уж и не были они стары. Это были обычные дома построек уже прошлого столетия, обычные пятиэтажки с расписными стенами. Чего только не было написано на этих стенах! Сколько разных ругательств перетерпел каждый кирпич каждого дома! Единственное, что выглядело более приличным, – была надпись на одном из домов «Цой жив» под его портретом. Цоя здесь, конечно, не слушали, но и его портрета отсюда не стирали.

В одной такой пятиэтажке, где подвалы сдаются в аренду, находилась одна мастерская. Сначала было трудно понять, что она там есть. Но, вглядевшись, можно было увидеть небольшую грязную табличку, где белыми буквами было написано «Художник А.» Из небольшого окна с решётками одного из таких подвалов смотрел человек. «Опять он свои песни поёт?!» – Задал этот человек вопрос сквозь решётки и потом с ненавистью захлопнул окно так, чтобы виновник пения услышал это и прекратил своё горлодёрство. Услышал тот человек это или нет – неизвестно, но после этого он почему-то направился в другую сторону и скрылся за углом одного дома.

– За новой пошёл, видимо! – Сказал тот, кто ещё недавно был недоволен пением пьяницы и следивший за ним сквозь окно. Говоривший был одет в чёрную футболку, чёрные джинсы и высокие шнурованные ботинки. Он был высок ростом и немного худ. Вслед за его словами на его руке проблистал серебряный браслет, а затем снова потемнел под тенью тела человека. Красивый человек стоял у окна и прекрасным профилем своего лица стоял к своему другу. Потом он повернулся к нему уже всем своим восхитительным лицом. Это был ровный, бледный овал лица с небольшими скулами на щеках и высоким лбом. Его чёрные, густые брови украшали его лицо и совсем не прятали под собой прекрасные голубые глаза, всегда немного смотревшие вдаль. У него было прекрасное и чистое лицо, но только тонкие губы его были немного зажаты, отчего он казался слегка сдержанным. Но даже эта небольшая сдержанность, скорее, шла к его лицу, а не отпугивала.

– Ты зачем окно-то закрыл? Открой снова! Сейчас невыносимая духота! – Жалобно простонал его друг. На самом деле было не так уж и душно, как ему казалось. Но человек, стоявший у окна, знал о его некоторой непереносимости духоты, имевшейся у его друга, и, глядя в его жалобные и молящие глаза, потянул свою руку к окну.

– Да, душно стало… Душно, как бывает только перед дождём. Да и небо всё сереет и сереет… Верно, дождь с грозой будет! – И он взял деревянную ручку, чуть-чуть придерживая рамы окна, посмотрел на серый асфальт сквозь решётки на окне. Небольшое запыленное окно было открыто, и свежий ветер немного стал развевать его длинные тёмно-русые волосы. Человек отошёл от окна и сел на небольшой белый табурет прямо напротив своего собеседника. Его волосы аккуратно легли на плечи и спину хозяина. Он положил свои руки на колени, чуть-чуть сгорбился и спросил: «Так на чём мы остановились?» и с этим вопросом оглядел всю комнату, в которой они сидели. Это был старый и тёмный подвал, где пахло сыростью. Углы были полностью темны, и только небольшая лампочка без люстры горела на потолке. Её включали только тогда, когда к хозяину кто-то приходил. В остальное же время она была всегда выключена. Этот подвал снимал один художник. Подвал был для него и мастерской и домом. Небольшая комнатёнка, со старыми ободравшимися обоями грязного коричневого цвета на стенах, не особо привлекала людей. Но тем не менее была здесь какая-то атмосфера, которая чем-то притягивала. Здесь не стояло ничего лишнего, всё было только необходимым для хозяина: раскладушка, где он спал, табурет для гостей и разного рода инвентарь, нужный для его деятельности. Хозяин комнаты был художник, а потому кругом стояли краски, картины и холсты. После глаза осматривающего комнату остановились на самом хозяине, молодом человеке с чуть длинными блондинистыми волосами, которые своей длиной скрывали его. Наконец глаза спрашивавшего нашли за волосами зелёные глаза собеседника и стали любопытно глядеть в них, ожидая ответа. И ответ последовал: