Игорь Буторин - Уроды. Повесть о любви

– Может, за знакомство по-махонькой? А я подумал, может быть, родственнички какие дальние объявилися, чтобы квартирка не ушла мимо их кассы.

Зоя, когда проснулся друг Серега, резко засобиралась уходить и ушла. Ее никто и не останавливал. Зачем она сюда вернулась, она не хотела понимать. Быть может из жалости?

Кусков никак не мог прийти в себя после потери томагочи, а Серега напряженно сливал остатки водки в один стакан. Когда хлопнула входная дверь, он все же не преминул прокомментировать увиденное:

– А ничего девица! С формами. Такой попец, рабочий.

– Кончай, – обессилено отмахнулся Кусков.

– Слушай, а у тебя бабы вообще-то были?

Кусков сидел неподвижно и, похоже, не слушал треп друга. Да тому и не нужны были никакие признаки внимания, он просто говорил и говорил, так течет ручеек, которому одинаково приятно, как на это смотрят окружающие, у него есть только одна забота бежать к морю. Так и у Сереги была одна забота говорить все, что сию минуту приходило в его забубенную голову, освобождая ее от мыслей и вываливая на собеседника нескончаемый и никем неконтролируемый поток его сознания.

– Что? Не было у тебя баб? Так ты мальчиком нецелованным в Чечню угодил? Ну, абзац! Я бы, будь моя воля, этих козлов с лампасами, которые вот таких, как ты, за титьку не державшихся пацанов, на войну отправляли, собственными руками душил бы. Ладно, давай помянем парней твоих, тетю Дусю, тут еще осталось.

Кусков гладил пальцами треснувший корпус электронной игрушки и по всему своему опрокинутому виду, напоминал суку первородку, чьего щенка раздавило колесо случайной машины, когда ее бестолковый малыш вырвался из-под власти матери и со всех ног бросился изучать новый мир. И вот теперь собака, еще не осознав, что ее детеныш уже не дышит, продолжает его облизывать, и прятать поближе к сосцам, чтобы согреть и накормить.

На Кускова со всех сторон снова начала наползать густая и вязкая, как нефть – темнота.

Через пару дней к Кускову заявился слесарь. Это был большой мужик, с изъеденным морщинами и оспой лицом. Такие персонажи ко всему в этой жизни относятся с оптимизмом, и не особенно заморачиваются на проблемах, считая их житейскими пустяками. От такой публики всегда исходит живительная жизненная энергия, которую чувствуют окружающие и прощают таким людям их патологическое распиздяйство.

Слесарь, насвистывая и напевая, прошел в туалет. Кусков находился рядом с дверью и участливо вертел невидящей головой.

– У тебя что, унитаз не работает? Забился? Я прямо не слесарь, а золотарь какой-то. А эта девка тебе родственница?

Кусков не мог понять, про какую девку говорит сантехник, но на всякий случай кивнул:

— Ты же сам мне трубу отрезал и две недели не приходил.

– Да-а! Посмотрим… Ни хрена себе, вы что сюда срете?! – Пошутил слесарь и продолжил греметь своими ключами и железяками, – а я думал, родственница. Заколебала она меня. Она в администрацию округа донос накапала – герой-чеченец, инвалид, позабыли-позабросили. Одним словом, в нашем жэке одни изверги и садисты. А я что? Они же ни черта не дают, у народа денег нет, я что, за свои должен все покупать? Ладно, браток, ты извини, забыл я про тебя. С этой уродской жизнью скоро родную жену забудешь. А девка у тебя ничего так. Давно живете?

Кусков, так еще ничего и не поняв, ответил:

– Нет у меня больше родственников…

– Ага. Она из Тимура и его команды – мать Манефа, – нес свою «пургу» мужик. – Все, браток, слышишь… Журчат ручьи, кричат грачи. Ты бы хоть проветрил тут, а то запах. Сейчас уже вода есть. Привет родственнице, пусть больше в округ не жалуется. Хорошая баба, жопастая, – и снова принялся греметь своими инструментами, заталкивая их в видавший виды портфель, при этом напевая, – Без рук, без ног на бабу скок… Ну, покедова!

– Спасибо, слесарь без головы.

— Да, ладно, не обижайся, я же не по злоб е … Может тебе, чем помочь? Нет? Ну ладно, пошел я дальше лудить, паять, унитазные и айбиэмы починять.

— Эй-эй, погоди, слушай, помоги мне. У меня тут есть одна штука, ее раздавили, может, посмотришь, можно ли что-нибудь сделать, в смысле починить?

Кусков метанулся на коляске в комнату и привез томагочи. Сантехник взял игрушку в свои ручищи, посмотрел, похмыкал, достал маленькую отвертку и вскрыл Клаше внутренности.

Если бы Куском мог видеть, то его взгляду представилась бы удивительная картина. Мелкая коробочка томагочи, по всем правилам и законом должна была превратиться в груду пластмассовых обломков, так несоизмеримы были эти величины – сарделькообразные заскорузлые пальцы слесаря и маленький электронный дивайс. Однако пальцы мастера скорее нежно, чем аккуратно внедрились внутрь корпуса и что-то там отгибали-соединяли. Наконец сантехник выпрямился и громко заявил: