Геннадий Мурзин - Отечества славные сыны. Их подвиг бессмертен

Оставалось (тогда три года служили) чуть больше шестидесяти дней. И…

Грянул черный день для Родины – 22 июня, когда на рассвете фашистские войска на всем протяжении западной границы одновременно вторглись на нашу землю. Началась Великая Отечественная война! Война за выживание русской нации! Война не на жизнь, а на смерть. Перед таким страшным выбором русский народ бывал и раньше, но всегда бил захватчиков, всегда отстаивал честь, свободу и независимость тысячелетней Руси. Что будет сейчас?.. Пока никто не знает.

Кто первым встанет на защиту родного Отечества, как не русский парень Анатолий Гробов? Встанет рядом, встанет плечом к плечу со своими соплеменниками, каждый из которых любил жизнь, хотел страстно жить.

…Приморье. Раздольное. Государственная граница. Теплый июльский вечер. Тишина. Лишь за стенами полевой палатки шумно стрекочут кузнечики. Спокойно. Солдаты его отделения, сильно уставшие за день, угомонились и затихли. Кто-то похрапывает, а кто-то тихо и невнятно бормочет во сне.

И лишь командиру отделения не спится в этот час. Сейчас его мысли далеко-далеко, за тысячи километров отсюда. Его мысли там, на Урале, где его мать, старшие братья, любимая жена и вдвойне любимая дочурка Галчонок. Он спрашивает сам себя: «Интересно, какая она, моя девочка?» Подумав, сам же и отвечает: «Должно быть, хохотунья… как и я». Пишут, что вовсю уже лопочет. Понятно: скоро три года будет.

Он тихонько встает, садится за стол, грубо сколоченный из доски-сороковки, достает несколько листов заранее припасенной бумаги, ручку и начинает свой обычный разговор с близкими ему людьми.

Письмо, датированное первым июля 1941 года. Анатолий пишет:

«Здравствуйте, мои дорогие 7 7 Все письма публикую такими, какими они были написаны, то есть без какой-либо редакторской правки. !

Простите меня за долгое молчание. Сейчас постараюсь положение исправить.

Хочу сообщить немного о себе. Живу я хорошо и спокойно. Нахожусь сейчас в лагерях. Кипит боевая учеба и работа. Приходится крепко разворачиваться, не считаясь ни со временем, ни с отдыхом. Ну, да нам теперь это привычно.

Собирался быть дома, но обстоятельства, как видите, не в мою пользу. Сейчас не знаю, когда буду дома. По всей вероятности, после окончания войны.

Обо мне не беспокойтесь: чувствую себя прекрасно. Конечно, хотелось побывать дома, но страна требует быть на страже, а мы для того и призваны.

Эта фашистская гадина хочет попробовать нашу силу. Мы готовы её показать.

Мама, знай одно: я ни на минуту не забываю, что гражданская война отняла у меня брата Васю. Война отняла молодость у Аркадия. Война отняла здоровье у тебя. Теперь снова война…

Мы глубоко возмущены этим вторжением Гитлера в нашу спокойную жизнь. Здесь, на восточной границе, мы стоим, готовые к бою. И только через наши трупы враг сможет перешагнуть границу.

Обо мне не беспокойтесь. Я вечно, всегда и везде чувствовал и мыслил о тебе, мама! Чувство близости к тебе придает силы жить. Я сумею себя защитить. И я не подведу нашу фамилию в бою. Только, мама, дай мне силу и энергию».

А вот дальше в том же письме уже обращается непосредственно к любимой, то есть к жене:

«Моя дорогая Зина!

Будем же верны друг другу, пока мы живы. Пусть мы далеко друг от друга, но наши мысли и чувства должны быть рядом и вместе. Наши стремления едины. Береги мою драгоценность – мою дочь! Ведь все мы живем ради того, чтобы жили будущие поколения. И трудимся мы ради этого.

А когда закончим войну, мы встретимся вновь с тобою, и тогда у нас будет еще и сын-наследник, богатырь, гражданин. И мы с тобой, Зина, приложим все силы, чтобы воспитать из детей людей честных, свободных от тех недостатков, которыми страдали их родители, в частности, я.

Целую тебя! Пиши скорее, Зина, ответ. Знаю, что тебе сейчас тяжело – и на работе, и в жизни, но ничего, как-нибудь проживем. Ведь наступят же в нашей жизни светлые, счастливые дни!

Писать кончаю. Жду с нетерпением ответ. До свидания. Поцелуй Галочку! Крепко-крепко целую!

Твой – Анатолий».

Чтобы избежать кривотолков, объясню еще раз: это солдатское письмо, как и все последующие, не правил, не убавил и не прибавил ни единого слова. Даже знаки препинания сохранил. Читатель нынешней поры может удивиться и сказать: не может быть, чтобы выпускник всего лишь техникума мог излагать свои мысли столь четко и абсолютно грамотно. Сейчас – нет, а тогда – да. Сам читатель может убедиться. Очевидно, до войны народное образование стояло на более высоком уровне, или, что также возможно, мне герой попался не без способностей.