Анатолий Орлов - Неужели я умру?

Вторая серия начинается в тот момент, когда ты врезаешься в стену под названием «выбор». Ты осознаёшь, что кончилось веселье. Становишься той самой маленькой рыбкой. Тебе говорят: «Ты готов открыть дверь, за которой тебя ждёт реальный мир? Мир, полный дерьма, лицемерия и борьбы за существование? Готовься взять свою ношу. Только стабильность – гарант выживания. Дом – работа – падение на диван от бессилия. Вечные долги, туманные карьерные продвижения, дряхлая, копеечная пенсия. И ты отвечаешь: «Хорошо, я согласен отдать полвека за шаблон. Нет смысла даже рисковать секундой во благо того, что я люблю».

Работа выбрала меня и завалила тоннами бумаг, полных жалоб, угроз и оскорблений. Заканчивается день и, упав в кровать, я думаю: когда же выходные? Проснувшись утром, собираюсь как на каторгу. Стандартный ритуал: кофе, чистка зубов, дорога к восьмичасовому вкалыванию. День издевательски тянется. Последние пятнадцать минут особенно долгие. Ровно в 18:00 синхронное, спешное покидание мест заключения. Замкнутый круг повторяется пять дней. Зато ты в курсе всех событий и сплетен, словно у стен есть уши. Тебя вдруг стала интересовать личная жизнь шефа и удачное карьерное продвижение длинноногой блондинки, которую он так часто подвозит домой. Ты с группой «детективов» проводишь расследование и находишь взаимосвязь между этими уликами. Дело закрыто. Зависть оправдана.

Здесь нет людей, есть только функции. Вот их краткий перечень: продажа ложной выгоды доверчивым и наивным, манипуляция ответственными сотрудниками посредством обещаний прикоснуться к карьерной лестнице, перекладывание своей ответственности на подчинённых или делегирование полномочий, уклонение от законов при помощи нахождения лазеек, которые заменяют слово «ложь» на «лояльность». Деструктивная секта, где каждый адепт готов был сделать всё возможное для признания своей важности.

А потом на горизонте виднеется ненависть. В отражении появляется заклятый враг, который презирает твоё малодушие. Ты хуже спишь по ночам из-за боязни упустить ту самую стабильность. Вот наступает долгожданный день, и в конверте тебе приносят заслуженную награду: цветные фантики, которых хватает на вызов утреннего похмелья и поддержания штанов до следующей встречи с чудотворными бумажками. Порой появляется ощущение, что твоими действиями кто-то управляет. Меня спрашивают: «Чем ты занимался на прошлой неделе в четверг?». Я, потупившись в никуда, делаю открытие: не помню. Бродо всегда говорил: «Человек спит не только ночью и не только с закрытыми глазами». Теперь я полностью впитал смысл этих слов… Последние годы своей жизни я примкнул к группе людей, которых объединяли мысли о том, что уже поздно что-либо менять, так называемые неудачники. Они обвиняют в своих бедах кого угодно, только не себя. Этакие жертвы, которых мало ценят и не поощряют за долгие годы бездействия. Окружены несправедливостью, наивно полагая, что в счастливом «другом месте» их бы почитали как святых. Всегда боялся сказать на смертном одре, что моя жизнь никчёмная… Вышло всё иронично – нашим страхам свойственно сбываться. Трагичный конец.

Я остановился перед чёрствым зданием с огромными буквами «Вокзал». Нужно было перевести дух и набраться решительности перед встречей с близкими. Я задумался: почему Вестос из миллиона страдающих и безнадёжных выбрал меня? Есть люди, которые больше заслуживают второй шанс. Судьба умереть или избежать смерти? Я до последнего надеялся услышать голос, который откроет мне истинный смысл моего, пожалуй, второго рождения, но тщетно.

Войдя внутрь вокзала, я поспешил в направлении двух людей, лица которых с каждым моим шагом становились более тяжёлыми, безжизненными, пустыми. Я приготовился еще раз услышать те слова, которые когда-то разбили часть моего юного сердца…

Я будто бы наблюдал всё происходящее со стороны. Отец говорил медленным, непривычным, сочувствующим тоном, опустив глаза вниз. Он всегда был человеком крайне сдержанным, но сейчас позволил выпустить эмоции на поверхность. Папа взывал к моим сильным качествам, пытаясь сдержать вырывающиеся на волю отчаяние и скорбь. Затем он принялся рассуждать о закономерном жизненном этапе, который ждёт всех нас в конце пути. В эти минуты я иначе воспринимал сказанные слова, замечая крохотные детали: частички дрожащих мелодий в голосе, сухость губ, влажный блеск глаз…

Мама всё это время находилась за спиной отца. Такая ранимая и хрупкая, она была обессилена смертью Бродо. Я готов был отдать полжизни за её спокойствие. Мне даже казалось, что я слышу, как тревожно бьётся мамино сердце.