Салават Вахитов - «Страсти по Борхесу» и другие истории. Современная проза

Луис. Утешь её!

Борхес (Оборачивается к зеркалу). Ты зачем явилась, жалкая карикатура?

Ромина (Плохо расслышав и не видя Луиса, продолжает всхлипывать). Я не каракатица!

Луис. Удивительно, но мы с тобой одно целое.

Ромина (Не видя Луиса и предполагая, что обращаются к ней). Ты правда так считаешь?

Луис. В мамином доме всегда можно было найти бутылочку бренди. Давай поздравим друг друга с днём рождения.

Ромина. Друг друга? (Продолжая обижаться, сердито) Поздравь себя сам!

Луис выходит из зеркала, идёт в угол комнаты и невесть откуда извлекает бутылку.

Борхес. Здесь не мамин дом, мы в гостинице Адроге. Это сон. Ты мне снишься?

Ромина. Хорхе, я более чем реальна. (Заботливо) Ты, кажется, переутомился. Я много раз говорила, что компьютер и кофеин когда-нибудь доведут тебя до нервного срыва.

Луис. Гостиница в Адроге сгорела 20 лет назад, а это значит, что снишься мне ты, ведь мы с тобой одно целое – ты и я.

Ромина (Рассеянно). Ты правда так считаешь? Хорхе, если ты хочешь сделать мне предложение, то нужно действительно немного выпить. Иначе я совсем не прочувствую торжественности момента.

Луис бросает шляпу на постель, Ромина, успокоившись, плюхается прямо на неё.

Борхес (Луису). Бросать шляпу на кровать – к беде.

Ромина. Хорошо, что ты это запомнил.

Луис (Подавая рюмки). Ну что ж, выпьем за нас?

Ромина (Пригубляя бренди). С днём рождения, Хорхе!

Борхес. День рождения прошёл вчера, не правда ли?

Ромина. Ты опять всё путаешь: сегодня 24 августа.

Луис. Сегодня 25 августа, и бутылка была почата вчера. Не догадываешься почему?

Борхес. Потому что в ней яд? Занятно, когда-то я написал здесь рассказ о собственном самоубийстве – за этим письменным столом у старинного зеркала.

Луис. Мы с тобой написали его вместе.

Ромина (Роняет рюмку). Хорхе, почему ты пугаешь меня? Я не писала с тобой никакого рассказа!

Луис жестом фокусника достаёт из ниоткуда страницу рукописи и присаживается на кровать рядом с Роминой.

Луис. (Одной рукой приобняв Ромину, картинно читает). «Каждый художник когда-нибудь да приходит к пониманию того, что нельзя дописать Великую книгу. За человеческую жизнь можно создать лишь множество предисловий к ней – массу разрозненных отрывков, которые никогда не соединятся в целое, как разбитое зеркало. И наградой высшему проявлению искусства служит только смерть».

Борхес. Я знал, что такое случится ещё двадцать лет назад, когда мы с тобой придумывали этот фантастический рассказ. Но сегодня у меня другое настроение и я меняю финал.

Борхес выхватывает лист из рук Луиса и рвёт его на кусочки. Луис в гневе.

Луис. И я вправе изменить финал!

Луис на глазах превращается в бандита Хуана Мураньо.

Борхес (С сарказмом). Скверная примета – бросать шляпу на кровать.

Борхес хватает подаренный нож и бросается на Луиса-Мураньо. Кровь хлещет на постель, растекается по полу. Ромина, визжа от страха, бежит к дверям. В дверях неожиданно появляется Сильвио с дуэльным пистолетом в руке.

Сильвио. Все в сборе красавчики!

Сильвио направляет пистолет на Борхеса, и в ту же секунду мёртвый Хуан Муранья начинает постепенно исчезать, а Борхес принимает облик убитого. С тем же окровавленным ножом он набрасывается на Сильвио. Сильвио стреляет. В комнате становится дымно. На полу лежит застрелянная Ромина. Сквозь дым в зеркале появляется отражение Хуана Муранья. Сильвио стреляет в зеркало, кусочки которого сыплются на пол рядом с Роминой.

Сильвио при виде мёртвой Ромины бросается к ней. На его лице ужас и горе.

Сильвио (Трагично). Прости меня, дочка, зеркала отвратительны, ибо множат наши ошибки. В этом зеркале уже никто не отразится.

Сильвио поднимается, снимает шляпу с крючка и, артистично надев её на голову, медленно выходит за дверь.

В луже растекающейся крови лежит Ромина. На её груди, у сердца, – осколок зеркала. Кажется, что из него выглядывает злой бандит и поножовщик Хуан Муранья.

За дверью ничего нет: ни коридора, ни холла гостиницы, ни стеклянных дверей. Лишь бесконечная пустошь. В падающий сумрак уходит человек в шляпе, чуть сгорбленный от возраста и тяжких мыслей. Но это не Сильвио, а писатель Борхес.

Исчезает вдали.

1

Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, то я начну с того, как однажды Лизка, моя школьная подруга, попросила ответить на вопросы одной, на первый взгляд вполне обычной, анкеты в её личном дневнике. Вы же представляете девчачьи тетрадки с любимыми песнями, фотками певцов, актёров и записями подружек по серьёзным и не очень серьёзным поводам? У меня таких дневников-блокнотов скопилась целая куча, но я ими года два как переболела и не вижу в них больше никакого смысла, а Лизка – она смешная, до сих пор заплетает косички, тугие такие и толстые, с бантиками, обзавидуешься, – и продолжает играть в прежние детские игры. Вот что я тогда написала: