Вячеслав Прах - Кофейня (сборник)

– В твоей чашке кофе большая доза одиночества. Ты пряталась за своими сонетами, даже не читая их. А теперь ты нашла дозу сильнее сигареты… В этой книге. Но поверь мне, она тебя спрячет лишь на время. А после – снова. Все сначала.

Он говорил твердо и уверенно, и это ее поразило. Впервые переступая границу «вы», она смогла показать себя настоящую. Какой она была на самом деле. Потекшая тушь, расслабленная бровь. Чистые глаза. Настолько чистые, что…

Он предложил ей свой платок, но она жестом показала, что не нужно: у нее есть. Вытирая капли с лица, она смывала фальшь и боль, что давила на нее, как ни один каблук в мире. Роза улыбнулась. Искренне. Так, что на душе у него стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей в ответ.

– Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза, – взяв ее за руку, сказал он.

Она не оттолкнула его, наоборот, ей стало приятно от его прикосновения. Она будто доверилась ему. Слепо, без всяких сомнений. Он гладил ее руку, а она наклонила к нему голову, чтобы положить на плечо.

Роза улыбалась, ей было легко и спокойно. Она не боялась его ни секунды и прижималась все крепче. Ей становилось теплее и уютнее. Кто он? А впрочем… Неважно. Это сейчас не имеет никакого значения…

– Почему ты называешь меня Розой? – тихо, на ухо спросила она у него.

– Роза… Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. И все отворачиваются, когда вянет. Изображают сочувствие. Сожаление… Затем ее выбрасывают, – огорченно сказал он.

Слезы наворачивались на ее глаза, она хотела что-то сказать, но не смогла. Будто ком в горле. Ей было больно, и он эту боль почувствовал.

– Я не видел, как ты расцветала, Роза. Но каждый день, на протяжении двух месяцев, я смотрел, как ты вянешь…

Когда она вернулась домой, каблуки не послужили причиной обыденной, но терпимой боли. Каждый день, снимая их, она чувствовала облегчение. На минуту, семь или даже десять, а затем наступала вечность. В тишине. Пустоте пространства. Комнат. Она теряла себя в спальне. Сколько криков каждую ночь впитывала в себя подушка! А музыка звучала все громче. Ее музыка. Немая музыка глухого слушателя. Вот так она сходила с ума. Каждый вечер, каждую ночь. И только поутру ее недуг был излечим крепким кофе и сигаретой. Шумом за окном и стуками соседей. С первыми лучами солнца она прятала себя. За яркой тушью. Тоном помады скрывала свои губы, которым так не хватало…

И так продолжалось день за днем. Но только не сегодня…

Она лежала в теплой ванне и о чем-то мечтала. Ей становилось легче. От кончиков пальцев ног до самых глубин себя. Так легко и приятно. Возможно, она ощущала его присутствие или не могла отойти от нежности тех грубых рук, что гладили ее днем. Роза улыбалась. Смех? Нет, не в порыве очередного сумасшествия – она улыбалась с чистыми глазами, водя рукой по воде. Ее июль обнимал февраль. Она чувствовала себя нужной…

За три квартала первых звезд и прохладного ветра он сидел на балконе и смотрел на небо. Что он в нем видел? Наверное, что угодно, но только не звезды. Даже шум улиц и недовольные крики водителей не могли оградить его от той тишины, в которой он находился. Слепой тишины. Неувиденных глаз. Недослушанных слов. И только ветер своим сильным порывом привел его в чувство.

Он завел будильник, как обычно, ровно на семь утра, и потом усердно и отчаянно пытался уснуть.

Ночь намного сильнее обостряет одиночество. В темной комнате, наедине с собой и своими мыслями, ты в полной мере осознаешь свою ненужность. Когда тебя бросает в жар, ты считаешь себя брошенным, и больше всего тебе не хватает его – человека, что держал бы тебя сейчас за руку в этом мрачном доме… Тебе не хватает тепла, а одеяло не может согреть тебя так же, как музыка не может заменить тот голос, который ты хотел бы услышать. Слушать. Понимать, что ты не один в этом мире, в этой кровати, в этой пустой квартире. Лишь будильник так верно и вовремя будит, а как бы хотелось проспать…

Не сомкнув за ночь глаз, он услышал, как зазвенел будильник. Ровно семь утра.

Это утро было другим, не таким, как всегда. Достав спрятанную пачку сигарет, он вытянул из нее все двадцать штук и положил на кровать. Делая себе чай, в этот раз заварки он не пожалел: в кружке было чуть меньше половины заварки и столько же воды. Подкурив сигарету, он делал слишком глубокие затяжки, и без привычки, после перерыва в два года, они пьянили его не хуже коньяка. Затягивался снова и снова, запивая чаем. Докурив, он почувствовал, что перед глазами начало двоиться. Сильное головокружение, сухость во рту. Тошнота. Он потянулся к следующей сигарете, так, будто был вдребезги пьян. Выпустив дым и сделав очередной глоток, он уже ничего перед собой не видел. Свет… Кружка выскользнула из рук и разбилась об пол. Затем упал и он.