Валентина Абакумова: Другая физика

– А что мне намекать? Я тебе и прямо могу сказать. Я – это твои ну просто замечательные мысли и слова. Только все своим словам и мыслям нужное место находят, поэтому и живут с ними в мире. А ты куда меня послала? К соседке своей? Я там была. Но мне там делать нечего: не про меня она! А кушать и жить мне хочется так же, как и всем. Так что, давай, делай что-нибудь.

– Да что делать-то? Хлеба, что ли, тебе принести?

– Вот именно. Только не того, каким вы своё тело питаете. А тот, на который ты меня обрекла.

– Да ты говори прямо, хватит темнить.

– Уж если кто натемнил, так это ты. Вспоминай, что ты говорила про соседку? Так вот, мне по меньшей мере нужны голодранка, проститутка и дебил. Чтобы жить, мне необходимы их мысли, их переживания, их страсти! А чтобы жить хорошо, мне нужно много всего этого! А я хочу очень хорошо жить! И немедленно.

– Здесь ты для себя тоже ничего такого не найдёшь! Так что, убирайся!

– Ну, уж нет! Я своё возьму, можешь не сомневаться! Если ты мне не поддашься, то поддадутся те, с кем ты связана своей душой… Ты видишь, я уже чувствую себя в общем-то неплохо!

– Это ты про что? – смутная тревога сдавила Степановне душу…

– У меня уже почти всё есть. Кроме голодранцев. Но за ними дело не станет, это проще простого.

– А где ж ты взяла дебилов?

– Завтра утром повнимательнее в глаза своего внука посмотри… И сразу всё поймёшь.

– Ах, ты, стерва!

– И это существо, которое мнит себя человеком, смеет называть так собственное создание. Своё в определённом смысле «я». Ты ещё не почувствовала, как тебе далеко до образа и подобия Божьего?

– А…

– Сходи в соседний подъезд.

Степановна стала судорожно одеваться.

– Галя, Галя! Светка не пришла?

– Да нет ещё. Я уж и не знаю, что подумать…

– Я схожу во двор, посмотрю.

– Тебе ж плохо. Может, я сама, а ты за Ванечкой посмотри.

– Не надо! Я схожу.

От разогретого за день асфальта на улице было душно. А, может, Степановне это показалось… Воздуха ей, действительно, не хватало. В соседнем подъезде было темно. «Опять пацаны лампочки вывернули! Вот нелюди-то! То-то у них у всех рыла нечеловеческие. Да и матери у них у всех…» – кто-то дёрнул Степановну за нутро, как за верёвочку, и она осеклась… – Господи! Прости меня за мысли мои…

Из-за приоткрытой двери подвала доносился какой-то неясный шорох и шёпот. Степановна прислушалась…

– Ты только смотри матери ничего не рассказывай! А то больше ничего не получишь. А завтра мы с Шуриком придём и принесём тебе французскую тушь для ресниц. Хочешь?

– И по сникерсу! А то не дам, – услышала Степановна ещё совсем детский голос своей Светки…

Она вышла во двор, села на скамейку, которая для многих сварливых пенсионерок стала в какой-то степени последним местом работы. Но сейчас Степановне было не до «коллег». В голове её было мутно и муторно. Она боялась что-нибудь подумать: в каждой едва возникающей мысли она улавливала смрадное дыхание лярвы…

Вдруг неожиданно двор озарил яркий свет. Степановна обернулась на него и застыла: пламя вырывалось из окон её квартиры… Из подъезда выскочила Галя с Ванечкой на руках.

– Галя, Галя! Что там случилось?

– Ой… Ой… Что ж это? Ужас какой!

– Да что ж там произошло у тебя?

– Не поняла… Я телевизор смотрела и к Ванечке вышла, запищал он… А тут грохот такой! Может, это телевизор взорвался?..

– Ой, горе-то, горе-то какое!

– Ну вот, – услышала Степановна зловещий шёпот прямо в ухо, – теперь у меня и голодранцы будут… Кстати, я тут такая твоя родственница не одна хожу. Много ты нас настряпала, много…

Пламя бушевало всё больше и больше. Сигналы пожарных машин оглушили всю округу. Но было ясно: уже ничего не спасти…

Я, наверное, сам бы легко поверил тому, что все это мне приснилось, не будь я сейчас так счастлив. А не было бы той удивительной новогодней ночи, я бы, пожалуй, до сих пор оставался просто несчастным влюбленным.

Я влюбился в нее сразу. Как только она переступила порог нашего отдела. Понимаю, как это вам смешно. Мне самому было странно. Я уже в том возрасте, когда так вот сразу не влюбляются. И вдруг!… Подумать только! Людмила Николаевна! О том, что я влюбился, самому мне догадаться было нетрудно, потому что мне стоило больших сил просто обратиться к ней. Скоро это стали замечать все. Мне казалось, что надо мной смеются, а больше всех – она.

31 декабря прошлого года я решился: «Пора мне, наконец, сказать ей все. Возьму и приглашу ее сегодня в гости. Вместе Новый Год встречать! Но исполнить свое намерение я так и не смог. Мысленно я всегда называл ее Люськой. Люську я бы пригласил в гости. А вот Людмилу Николаевну – увы!