Голованов Антон - Ленин-кышь, Ленин-мышь, Ленин-тохтамышь! Рассказы о «самом человечном человеке»

– Пьют, суки! – больше с завистью, нежели со злобой или осуждением, сквозь зубы прошипел Ленин.

– Да-а, сейчас везде пьют, кому есть чего – согласился Ряхья по-фински, минут через пять.

Вскоре оба революционера вышли к Смольному. Здесь они почувствовали себя в относительной безопасности, подобно рецидивистам, укрывшимся в «малине». Тротуар вёл их вдоль красивой бесконечной изгороди литого чугуна, сквозь которую виднелся больших размеров особняк. Окна его ярко светились электричеством, слышался шум, возня, оклики, несмолкаемый гул голосов. Во дворе, перед парадным входом и по сторонам, пылали вышеупомянутые костры, на их фоне неуверенной пьяной походкой проплывали чёрные силуэты.

Российская политическая ситуация к тому моменту достигла небывалого накала. Ушло в небытие, организующее укрепляющее и карающее организационное начало. Теперь каждый босяк, подобно королю Людовику IV, государством считал себя. Однако в отличие от короля, он не полагал на себе никакой ответственности. Грабь награбленное! Жри от пуза, бухай, пляши на костях, чем не жизнь! А если пустишь кому кровь, так и уважать начнут. Просто так, по исконной русской традиции: «Боятся – значит уважают!».

Наступало время решительных действий. Пока страна еще бьется в агонии, не все потеряно. Необходимо было найти выход, иначе не выжить. С одной стороны – немец, с другой – саботажник, с третьей – бандит, а с четвёртой – голод с разрухой. А над всем этим безобразием всё явственнее проступает силуэт страшной и неопрятной старухи с косой. Различные партии изводили себя склоками, травили друг друга, лгали и сводили на «нет» любой политический дивиденд, который удавалось приобрести неимоверными усилиями. К октябрю инициативу в этой вакханалии перехватили большевики как самая популистская, бессовестная и беспринципная сила. То, что с люмпенами и бандитами они разговаривали фактически на одном языке, давало им немалую фору перед другими. Бандит и люмпен грозная революционная сила. Бежит не далеко, зато быстро. Сгорает на раз, зато горит жарко. Ленин это прекрасно понимал. Политическая арена России 1917 года изобиловала массой разнообразных, подчас комических персонажей. Некоторые из них шутили, но так, что смеяться не хотелось, напротив, бросало в холодный пот. Всеми правдами и неправдами, где угрозами, а где подкупом проникнув в российский политический бомонд и желая добить его окончательно, Ильич и компания решают провести так называемый, II Съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это конечно была не воровская сходка, но и не народное вече. Глубоко сомнительное, рисковое предприятие устраивалось для небольшой горстки авантюристов, разбиравших рельсы на пути локомотива под названием «Великая Россия», на всех парах, летящего под откос.

Как я уже упоминал, в ожидании того как съедется кворум единомышленников, самые радикальные «перцы» российской социал-демократии облюбовали себе Смольный институт. На первом этаже здания топтались депутаты низового звена, по большей части, бежавшие с фронта окопники. Некоторые дезертиры жили здесь чуть ли не с февраля. Все они пьянствовали, дрались, и загаживали всё, до чего только могли дотянуться. Здесь же располагался и секретариат, фиксировавший вновь прибывших, справлял им мандат и ненавязчиво выяснял политические воззрения депутата. Поскольку из довольствия большевики могли им предложить только кипяток, то многие из них выходили в город на грабёж, чтобы худо-бедно добыть себе пропитание. Вся эта вонючая, серая солдатская масса хаотично сновала туда-сюда, тёрлась друг о друга, выделяя тепло. Здесь, как в горниле, закалялся становой хребет будущей красной армии, опора большевиков, её мозолистая рука, сжимающая винтовку.

На второй этаж, который облюбовали себе революционные матросы, лапотников не пускали. Здесь располагался форменный вертеп. По полу катались многочисленные пустые бутылки из под шампанского. Флотские ребята, быстро оценив прелести буржуазного бытия, перешли с плохого картофельного спирта на благородный искрящийся напиток и лакали его ящиками. Напившись, бродили по коридорам, подметая клешами мусор, сморкались в портьеры и гасили окурки об стену. Порхали, как феи, из одних кабинетов в другие дамочки в дезабилье. Время от времени вопли типа: «Атанда, братва, на рейде жрачка!», служили сигналом к приёму горячей пищи, доставляемой в термосах по приказу Центробалта.

Здесь же отливалась элита вооружённых сил будущей свободной Республики. Процессом заправлял легендарный матрос Дыбенко: дерзкий, своенравный, богатырской стати и наглого, лихого вида анархист. В проявлениях личного героизма на полях сражений он, однако, замечен не был. Подчиненные его ненавидели и, вместе с тем, побаивались. Позднее, вскочив на «большевистский бронепоезд», он неоднократно мелькал то там, то здесь, войдя в историю бабником, скандалистом, пьяницей и крайне ненадёжным, изворотливым типом. До определённого времени ему «фартило». Он понимался до самых вершин власти, а, упав в глубокую пропасть, поднимался снова. До тех пор, пока этот «паровоз» не остановили и некоторых товарищей не попросили с него сойти в 1938 году…