– Ты что?! Ты что, пап?! – заглядывая ему в глаза и поглаживая его ладони повторяла она снова и снова. Какое-то время Сергей ошарашено смотрел на неё, понемногу приходя в себя и чувствуя ползущий по плечам озноб от того, что он только что увидел. Он взял ладошки дочери в свои и несильно сжал их, глядя в её огромные, как озера, глаза:
– Настёнка… я что-то поплыл. Давно такого не было. Вообще не помню. А ты… ты сейчас ничего не чувствовала?
Он смотрел ей в глаза как в окно, в котором ясно отражалась его наклонившаяся фигура.
– Нет, ничего особенного, пап, – так же неотрывно смотря на него проговорила дочь, – ничего, только жарко стало, как под солнцем, это от неожиданности, когда я увидела, что ты взялся за перила и перегнулся через них так далеко. Ты напугал меня… ты напугал меня, пап, напугал очень!
– Всё в порядке, в порядке… всё-всё, – заторможено повторял отец, понимая, что о порядке говорить было преждевременно, – со мной такое впервые, могу предположить, что вы с Петькой меня сегодня немного пережарили и перекупали.
Перед его глазами плыли фиолетовые круги и он, моргая, пытался сбросить неприятное ощущение изменившегося цвета. Небо казалось земляной стеной, увитой жесткими корнями твёрдых облаков, а волны моря разливались белой тяжелой ртутью по совершенно чёрному песку. Стараясь придать своему голосу шутливое выражение и борясь с холодным чувством внутри, он пытался убедить себя, что та светящаяся картинка, которую он только что видел – всего лишь результат прилично нагретой за день головы. Но неприятное чувство снова растекалось дрожью по покрытым холодом плечам, когда он вспоминал громкий шепот, который так и не смог разобрать, и детские фигурки, одна за другой уходящие в ослепительный белый свет.
Проснувшись утром, Сергей первым делом заглянул в спальню, где спали дети. В сумерках комнаты он подошёл к окну и поднял деревянные жалюзи. От хлынувшего волной света Петька зажмурил глаза, натянул одеяло на голову и возмущённо забормотал:
– Па-а-а… ну ты же вчера сказал, что когда встанем, тогда и проснёмся! – после чего несколько раз перевернулся под одеялом и вылез из-под него с другой стороны. Сергей подхватил его на руки, этого маленького, непостижимо везде успевающего пацана, трущего ещё закрытые глаза маленькими кулачками и уже составляющего себе план действий на сегодня. Настя спала беспробудным сном человека, которому не надо в школу.
Сергей поставил на ноги уже окончательно проснувшегося и немедленно ставшего активным сына, сразу потеряв его из вида, сел на край постели к дочери и погладил её по голове. Затем наклонился и прошептал:
– Вставай, полуночница.
Он говорил прямо в ушную раковину, следуя обычной процедуре пробуждения, когда шея и плечи дочери покрывались гусиной кожей, после чего любой сон был непоправимо разрушен. И вот теперь она ворочалась под одеялом, уклоняясь от шёпота, и тихо смеялась горсткой маленьких колокольчиков, рассыпанных по измятой подушке.
– Вставай, малыш. Настён, вставай.
Он наклонился к её уху ещё раз и вдруг остановился, увидев проходящую по ушному краю отчётливую коричневую коросточку, похожую на ожог. Уже нетерпеливо тряся дочь за плечо, он вызвал недовольное ворчание, а затем увидел пару с трудом раскрывшихся, почти обиженных, глаз.
– Пап… ну давай ещё пять минут? Мне надо ещё пять минут… ну, или шесть… чтобы выспаться… каникулы же, чё ты?
Сергей наклонился к самому её лицу и тихо спросил:
– Настёна, что у тебя с ушком? Где поранила?
Сонно, но заинтересованно взглянув на отца, Настя подняла ладони к ушам, ощупывая их кончиками пальцев:
– Я поранила? Где? Что не так?
Сергей направил её пальцы к краю ушной раковины, и Настя, нащупав грубый след коросты почти в три сантиметра длинной, недоумённо подняла глаза. Несколько секунд она с обескураженным видом мяла ранку пальцами.
– Пап, не знаю… правда, не знаю. Наверное, вчера на пляже, когда с Петькой играла. Может, ударилась где-то об его корабль. Ты же видел, он построил пиратский корабль из того, что насобирал по берегу.
Сергей вспомнил вчерашнюю гигантскую конструкцию и спасателя, давшего разрешение на застройку пляжа.
– Мда, – сказал он задумчиво, – пацан собрал двенадцать шезлонгов, а один затащил в воду, потому что это была вражеская шлюпка, и её надо было потопить. И она потонула, естественно.
Он улыбнулся и обнял расположившуюся у него на груди дочь:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу