Сергей Лановой - Город сгорающих детей

– Угру… тролько дрень брыстро закрончилсря!

Еще через полчаса усталость всё-таки начала одолевать оба отчаянно бодрствующих организма.

– Пойдем на балкон? – предложил отец дочери, убрав посуду со стола и включая везде ночное освещение. Настя кивнула головой, взяла отца за руку и вместе с ним вышла в залитую лунным светом ночь. Они стояли, облокотившись о перила, и смотрели на черную рябь моря, блестящую серыми искрами от света молодой Луны. Мягкий шелест прибоя и скрежетание сверчков делали ночь похожей на музыкальные дорожки, по которым тихо рассыпались стеклянные капли.

– Уже придумала, что будем делать завтра? – спросил Сергей, смотря на профиль дочери, кажущийся в свете луны на фоне черного неба головкой фарфоровой куклы тончайшей работы.

– Завтра будет видно, – рассудительно прошептала Настя, неподвижно смотря на лунную дорожку, похожую на перевернутую сосульку, – Петька хотел в аттракционы и аквапарк, к дельфинам, а я бы лучше испробовала мой новый водный матрац, который мы купили по дороге.

Речь шла о надувном матраце, который был куплен еще дома перед отъездом и который, следуя Петькиным требованиям, должен был принадлежать ему, но он уступил своё право на плавающую роскошь в обмен на Настины водные очки, предложенные ему сестрой согласно тонкой тактике ведения переговоров.

– Петька встанет раньше всех и, я уверен, первым делом попытается надуть матрац… – начал Сергей, как вдруг неожиданно опустившаяся тишина заставила его замолчать. Ни единого движения не осталось в воздухе, ни малейшего писка или стрекота насекомых, и шум моря стал глухим и низким, как работа дизельного двигателя глубоко под землей, словно там медленно билось чьё-то огромное сердце. Он посмотрели на воду, но с ней не происходило ничего необычного, лунная дорожка спокойно убегала к горизонту, направляя взгляд на тоненький Месяц, почти лежащий на спине и похожий на колыбель для невидимого ребенка. В этот момент Настя схватила отца за руку и, показывая пальцем куда-то вверх, шумно прошептала:

– Па… смотри…

Сергей поднял голову к безоблачному черному небу и увидел крохотную звездочку, похожую на точку, яркую, как от лазерной указки. Она пульсировала и переливалась, она казалась иголочным проколом в черной бумаге, за которой кто-то двигал ярко освещенную серебряную пластинку. Несколько секунд Сергей заинтересованно следил за этой иллюминацией, а потом странный свет начал расплывался перед его глазами, не переставая выплёскивать мягкие удары пронзительного света, вытекающего из маленького отверстия на черном небе. В такт биения его сердца, этот свет выливался сейчас как кровь из проколотой вены, забирая силы и заволакивая сознание освещённым изнутри белым покрывалом. Сергей почувствовал головокружение, поднявшуюся к горлу тошноту и, машинально закрыв глаза, несколько секунд ждал, когда это пройдет, содрогаясь от бьющегося по всему телу пульса, но вдруг перед закрытыми глазами он увидел стремительно выплывшую картинку, которую потом вспоминал постоянно – группка детей, различного роста и возраста, восемь-десять маленьких фигурок, на разном расстоянии друг от друга, стоят черными силуэтами на фоне растущего за ними сияния. Свечение нарастает, нарастает как нарыв, поглощая детские контуры, растворяя их в своей иллюминации, до тех пор, пока от фигурок не остаются только темные черточки, растекающиеся в ослепительном свете… а потом исчезают и они… и всё погружается в темноту… и только неразличимый шепот нескольких голосов… детских голосов… то нарастающий, то почти неслышный, в котором он никак не может разобрать слов. И один из них, да, вот этот, он же знает этот голос, знает его, слышал его часто и совсем рядом, до боли знакомый голосок, вдруг непонятно выкрикнувший что-то, от чего душа сжалась, как от пронзительного укола. Сергей почувствовал отчаяние от невозможности понять сказанное, и сразу пришло ощущение какой-то страшной потери, с которой нельзя было мириться, невозможно, потому что там и его дети. Он знает это совершенно точно, они тоже там, и от этого сознания сердце сжалось, как стальная пружина, готовая лопнуть в любой момент, разорваться, разбивая и ломая всё, что могло оказаться на его пути – кости, мясо и начинающую тихо подвывать душу, только чтобы не упустить момент, чтобы помешать им сейчас уйти, остановить их. Либо пойти с ними.

– Папа, ты что?! – вдруг донеслось до него откуда-то издалека и, открыв глаза, качнувшись как от удара, Сергей обнаружил, что почти до половины перегнулся через перила, уперевшись в них руками, на которых сейчас повисла его дочь, пытаясь оторвать хватку побелевших пальцев от холодных кованых поручней.