Валида Будакиду - Записки афинского курьера

На улице она не ходила на поводке, хотя сама его приносила, приглашая гулять. Она бегала вокруг нас с гордо поднятой головой.

– Юрка, сыграй чего-нибудь на гитаре, – так мы коротали рабочие будни.

– Не буду. Чакапули опять подпевать начнет.

– Не начнет. Я ей кормежку положу.

– Начнет, начнет. Я пробовал. Она с полным ртом поет.

Ела она с моих рук все: клубнику, болгарский перец, печенье и при этом заглядывала в глаза: довольна ли?

За неделю наша Чакапули превратилась в сытую, гладкую, выхоленную болонку. Вот только от нового банта отказалась категорически, даже мне не позволила эту штуку ей прикрутить. И как же сейчас стыдно, что я тогда не понимала: моя маленькая декоративная собачка превратилась тогда в сторожевого пса.

Мадемуазель Рита самостоятельно взяла на себя некоторые обязанности общежития. Она провожала и встречала с работы мужскую часть населения подвала, приносила им тапочки, в радиусе ста метров разогнала всех огромных котов, почему-то в ошейниках, как будто они умеют ходить на поводке, нещадно гадивших во всех частях двора, прямо на голый бетон; она первая возвещала о появлении очередного таракана на кухне, пытаясь засунуть кончик мордочки в щель между плитой и стиральной машиной. И еще много-много других ответственных и серьезных дел. Вечерами я ее выгуливала под недоуменный взгляды соседей. Вслед нам несся шепот:

– Говорят голодные, голодные эти русские, да еще собачку завели!

Но, как говорится, всему хорошему приходит конец. И чем это хорошее лучше и слаще, тем конец приходит быстрее. Наша неделя пролетела как один день.

В понедельник утром я собралась на работу. Взяв в руки поводок, негромко позвала:

– Рита!

Ее нигде не было.

– Рита, – еще раз повторила я, – Ритуля, Рита мы идем гулять!

Ни звука.

После долгих поисков я ее обнаружила забившейся в самый дальний угол под диван, всю в пыли и паутине.

– Гулять, – сказала я и показала ей поводок.

Рита не шелохнулась. Только крохотный мокрый носик нервно раздувался, пытаясь вдохнуть в себя воздух как можно неслышней.

– Ну, пошли, – я стала терять терпение.

Ушки на голове дернулись. Маленькая болонка уловила перемену в моем голосе и тихо жалобно заскулила.

– Нас ждут, пойдем же, – мне хотелось уговорить собачку как можно мягче. Пойдем, девочка моя. Мы должны вернуться. Ты – домой. Я – на работу…

Эпилог.

Прошло много времени. Мне пришлось уехать, потом снова вернуться в Грецию. Как-то раз, идя по улице Айя София, я лицом к лицу столкнулась с Аней, дочкой тети Оли, с которой вместе ходила устраиваться на работу.

– Знаешь, я ведь сейчас в том доме работаю, где ты раньше. Помнишь Наташу? У нее скоро обручение. А Стефанос…

Я не дала ей договорить:

– Рита? Собака у них была Рита. Что с ней?

– Рита? – Анька смотрела на меня с удивлением. – Рита страшная, противная, у нее ни одного зуба во рту нет. Ничего не ест, только пьет молоко. И жить не живет, и не дохнет. Хозяйка хочет отнести ее к ветеринару, чтоб ее умертвили, да все некогда. Слушай, хочешь заходи завтра. Они с утра будут на работе. Заходи, посмотришь на нее.

Знакомый подъезд, знакомый балкон, где мы с Ритой столько раз гоняли голубей. Знакомый запах старого камня и мокрой штукатурки. Лифт останавливается на четвертом этаже. Шаг, еще шаг и я в темноте упираюсь в тяжелую дверь «под красное дерево».

– Проходи, – Анька своим ключом открывает замок, – она на кухне.

– Рита, девочка моя, – только и могу прошептать я, когда в кромешной тьме кухонного закутка загорается свет, – что с тобой сделали, маленькая? Ты узнала меня, Чакапули? Ты меня ждала? Ждала все это время?!

Рита не верит своим слезящимся глазам. Она силится встать, выползти из своего убежища, но силенок слишком мало.

Я подхожу, глажу ее, щекочу за ушками. Она старается лизнуть мне руку, еле-еле шевелит хвостом и смотрит мне в глаза все тем же взглядом, полным немого обожания и мольбы:

– Вытащи, вытащи меня отсюда, из этой зловонной клоаки аристократического гетто! Убей меня или забери!

Но мне некуда ее забрать. У меня нет ни дома, ни денег. У меня здесь ничего нет…

На следующий день позвонила Анька:

– Представляешь, как странно! Рита умерла. Заснула и больше не проснулась. Надо же, совпадение!

Совпадение… В жизни не бывает совпадений. Бывает жестокость, боль, предательство. Бывает двойное предательство, которое можно простить, но нельзя пережить…

Рита, девочка моя, живи вечно, маленькая цирковая собачка. А я в церкви поставлю за тебя свечку, как за всех погибших от невиданной любви.