Алексей Козлов - Супернестор. Том II

Осунувшийся, бледный
Лежал он, как кирпич,
Закончив сверхпобедный
Громокипящий спич.
Он будет вечно рядом
Стоять на Свете Том,
Великим Геростратом,
Атиллой с долотом…
В благие годы эти
Вдоль брошенных полей
Летел на лисапеде
Блукающий ворей…

С хвостом и рожей в сыпи
Меж двух великих рек —
Гангом и Миссисипи
Явился Человек…
Господь земной!
Проруха!
Олива средь камней!
Волшебный сон!
Пир духа!
Мёд!
Камедь и елей!
Ты – сила наших дланей!
Ты – честь чужих ланит!

(Последний рубль в кармане
Гуляет и пищит.)

Отцу народов – слава!
Была у нас одна,
Как солнце величава
Obscura persona.
(Тёмная, сомнительная личность)
«Кремлевская Маланья
Не курит и не пьёт»,

Эпитеты и званья
Займут страниц семьсот:
«Титан».
«Железный Горец».
«Щит Мира».
«Меч Страны».
«Великий Комсомолец».
«Сокольничий Весны».

Господь!
Так это… шутка?
Как этот злой пострел,
Раставшийся с рассудком,
Страною овладел?..
Мы часто видим тени,
Но говорят, что род
Его весьма почтенен
И к Цезарю ведёт.
В сей род вглядеться надо:
Сквозь ветвь Калигулы
И сучья Герострата
Чуть виден ствол муллы.
Предположить я смею,
Что мы своим путём
И скоро к Моисею,
Через гарем придём!

Когда правитель с шизом
И жизнь так тяжела,
То шоколом ли сизым
Летать под облака?
Когда ты придан хлеву
И видишь стыд и срам,
По мысленному древу
Не лепо ль бяшить нам?
Его речитативы
Я в сердце берегу,
Как высшей пробы чтиво,
Как «Слово о Полку».

Ну что ж, заглянем в детство:
Но здесь нас ждёт провал —
С собакой по соседству
Он злобно воевал.
Любил поля крапивы
И так же, как и все
Писал стишки стыдливо
О девичьей красе.
Не одолев глаголы,
Слоняясь целый день,
Он изгнан был из школы
За тупость и за лень.
Иосиф, скажем строго,
Показывать готов
Иссохшуюся ногу,
Где вкупе – семь перстов.

Иосиф… оныч Грозный,
Надежда россиян,
Готовился серьёзно
Принять священный сан
В епархии Шакала…

Отметить мы вольны:
Карьере помешало
Затмение Луны.
Решил ввязаться смело
Он в битву, как таран,
«За праведное дело
Рабочих и крестьян!»

О времени приметы!
О благости накал!
Он сейфы от монеты
Стыдливо очищал.
Из туркестанской ссылки
(О нет, я не смолчу!)
Он слал с икрой посылки
Худому Ильичу.
Горшок с кровавой сдобой
Все звали за глаза
«Великой Цхетской Жoпой»,
«Макакой»,
«Кукой»,
«Кобой»
И изредка – «Гюрза».
Засим, заметим к слову,
Он был не слишком глуп,
Товарищу Свердлову
Любил плевать он в суп.
Начальник изуверов
В войну был добр порой:

– Всэх белих охвицеров
Пуф-пуф!
И – с глаз долой!
Срэдь мёртвых нэт знакомых!
Друзья мои!
Вперёд!
От врэдных насэкомых
Асвабаждать народ!
Пры помощи секстанта,
Буссоли…
Может бить…
Чапай сумеет банду
Рассеять и плэнить!?

Когда вскипели страсти,
Бесстрашный наш Варяг
Пролез, как угорь к власти
И взял страну в кулак.
– Дзэржин!
Щто там с половой?
О чём там городыт
Наш…
Всадник бэзголовый…
Ну…
«Дэсат днэй»?…
Майн Рыд?..
Гдэ Гэрберт?
Умер?
Баста!
Поднять!
Нэ может бить!
Хотел спрасыть фантаста,
А он решил шютить!

Он приобщил zasrantsev
К разумной вспашке нив
И взял у иностранцев
Словечко «kollektiv».
Нас гладя против шёрстки,
Он сам понять не мог,
В чём сущность продразвёрстки?
Чем ценен продналог?
Презрен работник жалкий,
В забвении поля,
Работников за палки
Гонял он на поля.
По нашим повиликам,
По розам и кустам
Герр Троцкий с диким кликом
На ослике скакал.

– Васползуюсь мамэнтом!
Юрыстов заибу!
Вам будэт дакумэнтом —
Атметина на лбу!

Когда в Кремле решили
На что годиться криль,
В Москве собор спалили,
И поломали шпиль.
Узревши, что без правил
Взгнусил церковный хор,
Он Троцкого отправил
В далёкий Бунгалор.
Такому человеку,
Которого любил
На ветхую телегу
Он книжки сам грузил.
Сикейрос и Ривера,
Рождённые от муз,
Палили в изувера
Из детских аркебуз.
Большое учрежденье,
Где дёргали за чуб,
В подарок к дню рожденья,
Послало ледоруб.
Некролог на заборе:
«На стол подать кутью!
Труп сжечь!
Прах бросить в море!
Всё кончено!
Адью!»