Наиль Акчурин - Крепостные мастера. Роман

Этажом выше, в аудитории, занимавшей целый пролет и приспособленной под слесарный участок, утренний консилиум специалистов вполне мог перерасти в рукопашный бой. А все из-за того, что рабочий предпенсионного возраста Петрович не уважал мнение ведущего инженера, пенсионера Фрола Наумовича Прошкина и отказывался выполнять поставленные перед ним задачи. Все высказывания и решения, принятые Фролом Наумовичем, Петровичу казались абсурдными, технически безграмотными и для внедрения в жизнь не пригодными. Он их саботировал и призывал, пролетарии всех стран соединяться. Фрол Наумович старался, как мог на происки Петровича не обращать внимания. Сосредоточенно и усердно выполнял возложенные на него обязанности: Обучал молодежь, находил технические решения, казалось бы, в безвыходных ситуациях, и во многом определял техническую политику завтрашнего дня всего технологического направления. Что это ему стоило, только Бог ведал. Да, может быть, еще больное сердце, которое трепыхалось от кипения чувств. Кридин знал, что конфликт между сослуживцами с первого часа их совместной деятельности носит глубокий социальный характер. Но, что делать? Не мог Петрович простить Фролу Наумовичу его интеллигентность, образованность, а Фрол Наумович, как ни старался понравиться рабочему классу так рожей и манерами не вышел буржуй не добитый. Надеяться на примирение не приходилось. Один из них должен был уйти. Ни у кого из сослуживцев выбор сомнения не вызывал. Фрол Наумович, конечно, хороший специалист, только думающих в нашей стране всегда много – все беды от ума, а вот работающих руками нет. Все это знали, и Фролу Наумовичу сочувствовали. Необходимый объем знаний из своего необъятного багажа он подрастающему поколению уже передал. Пора и на покой. Хотя Проша вроде старался не чураться любой работы: и молотком постучит и плечом подсобит, но как у Петровича все равно не получалось. Петрович орудовал молотком, как хирург скальпелем. А уж тяжести?… сколько он их с малых лет перетаскал-то.

– Что тут у вас опять? – Кридин подошел к собравшимся возле опытного станка подчиненным и был настроен решительно. У него не было времени сентиментальничать.

– Что, что? – начал жаловаться Фрол Наумович. Его жесткий, скрипучий голос слова, словно пули, вонзал в сердце собеседника. – Нам сейчас в первую очередь нужно отрабатывать техпроцесс, а он собирается приспособление какое-то мастерить.

– Не какое-то, а кондуктор для сверловки отверстий на эту же деталь, – Петрович чувствовал, что его уличили в саботаже, и отвел взгляд в сторону.

– Ты нам головки на станке выставь, чтобы мы работать могли, и делай себе кондуктор.

– Петрович! Ну, правильно тебе говорят. На следующей неделе заказчик приезжает. Мы же ему должны техпроцесс на станке продемонстрировать, а не кондуктор, – Кридин убеждал слесаря, как своего самого закадычного друга, чтобы, ни дай Бог, не обиделся. И уже улыбнувшись, добавил: – Ты сам понимаешь, с кондуктором нас не поймут.

Все присутствующие заулыбались. Вместе со всеми и Петрович. Кридин обнял его за плечо, будто секретничая, отвел от сотрудников на два шага и заискивающе попросил: – Ты давай уж, Володя, не подведи.

Петрович, получив необходимую дозу уважения, одобрительно мотнул головой. Кридину больше не нужно было его уговаривать.

– Наумович, я ушел на совещание. Ты остаешься здесь за старшего. Все, что мы наметили – обязан выполнить, – Кридин знал, что интеллигенция требует иного обращения и подхода.

– Когда мы что не выполняли, – затарахтел Фрол Наумович, часто моргая из-под очков. – Только вот уж не знаю, увольняться мне прикажите или как?…

– Или как, – Кридин беспардонно прервал взволнованную речь пожилого человека, потому что больше не хотел дискутировать.

– Этот гегемон меня в гроб вгонит…

– Крепись Наумович!

Кридин пожал ему руку выше локтя.

– Судьба у тебя просто такая, – и, не дожидаясь ответа, отправился на совещание.

Но Фрол Наумович, желая поставить все точки над I, вслед все же выкрикнул:

– На хренам бы нужна мне такая судьба.

***

В маленькой уютной спальне с плотно зашторенными окнами, уткнувшись лицом в подушку и пряча свое блаженное таинство под широким ватным одеялом, спала очаровательная блондинка по имени Светлана. В квартире никого, кроме нее, не было: муж с пятилетней дочкой минут уже десять как ушли. (По дороге на работу, примерно, к положенному часу, Василий заводил девочку в детский садик.) Пользуясь их отсутствием, Светлана выкраивала пятнадцать – двадцать минут для неги, которую уже никто не мог потревожить. Сон был сладким и вожделенным. Ей снился любимый мужчина. Он страстно целовал и ласкал ее тело. Затем нежно прижимал к своей груди и вновь, прикасаясь к чувственным местам, заставлял вздрагивать и утопать в безумии экстаза. Она отчетливо ощущала его пламенное неровное дыхание, прикосновение губ, их приятный вкус и запах, до боли родной и очень сексуальный. Огнем загорались щеки, затем теплом наполнялась грудь, от которого она теряла над собой контроль, небесная сила экстаза медленно опускалась в низ живота, переходя в блаженство. Светлана пыталась во сне с нею совладать. Перевернулась с одного бока на другой, затем легла на спину. Но подавить природную энергию не удавалось, неземные мысли путались, она цеплялась за каждую, в надежде понять, что с ней происходит. Ее уже начала бить предательская дрожь, и она с криком проснулась. Сбросила с себя одеяло и, не открывая глаз, села на тахте. Но сон перебарывал ее порыв, и она вновь повалилась на ложе. Только теперь она испытывала наслаждение от приятной истомы пробуждения, в которой хотелось находиться как можно дольше: и нежиться, и улетать в небытие, и вновь возвращаться в реальность. Она, наверное, могла бы так лежать, нет, парить, до бесконечности, но утро начинается с рассвета, а день с новых дел и забот, иногда даже приятных, томительных и долгожданных. Ей пора было вставать, чтобы успеть на свидание, которое должно было сон превратить в реальность. От сознания приближения приятных минут она окончательно проснулась, широко потянулась и открыла голубые глаза. Провела рукой по бедру, животу, задержала ее на груди, затем прикрыла ладошкой долгий зевок и после этого решительно встала с кровати.