Света Нахимберг - Жизнь в кавычках. Роман

– «Да, ты тоже получила свой удар войны, несмотря на то, что не была на фронте, главное, думай о том, сколько ты обучила курсантов, а они воевали благодаря тебе, так что ты для меня – герой!»

Они пошли с Зоей к остальным празднующим. Хаим ухаживал за ней за столом: подкладывал ей кусочки повкуснее, зная, что у неё было сотрясение мозга, он поддерживал её, когда Зоя отказывалась выпить: не могла же она всем рассказывать о причинах отказа пить спиртное. Зоя жила на самой окраине города, с Хаимом ей было не по пути, а он всё равно каждый день провожал её до дома. Они много разговаривали по дороге, им было интересно вдвоём: Зоя рассказывала о своём голодном детстве, рассказала ему, что в семилетнем возрасте мать закрыла её в нетопленном доме, а сама ушла в другую деревню на вечеринку, «кадриль» плясать на свадьбе у подружки. Эта «вечеринка» продлилась три дня, а Зоя сидела на холодной печи, мёрзла и очень хотела есть, но в доме не было ни крошки съестного. А когда мать пришла с похмелья, была очень сердита, как будто ни она оставила ребёнка на произвол судьбы среди зимы. Когда Зоя расплакалась и стала просить поесть, мать ещё пуще разозлилась на неё, взяла голик (веник из ивовых прутьев) и так отхлестала дочь по спине, что кровь полосками пробивалась сквозь нательную рубашонку. Зоя как-то изловчилась, вырвалась из цепких рук матери и убежала из дому: а куда побежишь – зима, снега выше колена, все дороги замело, и их домишко тоже. Зоя через сугробы побежала в баньку рядом с домом. Баня тоже давно не топленая, холод пробирал до костей, она дрожала и плакала до тех пор, пока ни устала, она затихла и уснула. Мать дома легла спать, а Зоя замерзала в холодной бане. Через три дня её нашла по следам крови на снегу крестная, она накричала на мать Зои, что угробила девчонку, не спохватилась раньше: «А я думала, что она у тебя ночует, всё-таки крёстная…» Но та её не слушала, запрягла лошадь, укутала Зою потеплее и положила в розвальни. Повезла в город, в больницу, а это в 15 километрах от деревни, по занесенным снегом дорогам. Под вечер они добрались до больницы, там Зою осмотрели в приёмном покое, кое-как отмочив присохшую от крови рубашонку со спины. Врач расспросил Зоину крёстную, как это могло произойти, та не стала рассказывать о Зоиной матери: её могли, за такое издевательство над дитём, отдать под суд. Она сказала, что Зоя сама спряталась от матери и просидела из страха в холодной бане. «А побои?» Крёстная опустила голову и ничего не ответила. Врач всё понял…

– «А Вы знаете, что у неё тяжелейшее заболевание: менингит, а необходимых антибиотиков у нас нет, это очень дорогое и редкое лекарство, нам остаётся только надеяться, что её организм справится, но осложнения даже в этом случае могут быть очень тяжелыми…»

Крёстная с тяжелым сердцем оставляла Зою в больнице, она даже не смогла попрощаться с ней: Зоя была без сознания, бредила, температура была очень высокая. Крёстная ехала обратно в свою деревеньку, а слёзы замерзали у неё на щеках. Мать всего один раз за полгода, которые Зоя провела в больнице, навестила её. С тех пор у Зои появилось не преодолимое чувство ненависти к матери: когда она её видела, старалась поскорее скрыться с глаз. Так они и жили: и вместе, и в то же время врозь – не было между ними лада. Они снимали квартирку у своих дальних родственников, она была в деревянном доме, все удобства и вода во дворе, но лучше, чем эта квартирка, выхода не было. Ей отсюда было далеко добираться до работы, но теперь Хаим по вечерам провожал до дому: раньше было так страшно ходить, особенно зимой. Ночи на Урале тёмные и морозные, а на окраинах жили не совсем надёжные люди. Часто она обходила стороной по сугробам место, где происходили драки, чтобы не попасть под «горячую» руку. У неё был названный брат Василий, он был постарше Зои на год, его у плетня зимой в голодную пору нашли, когда распускали детей из ближайшего детского Дома, потому что нечем было их кормить. Им нашили мешочки с лямками, получился заплечный мешок. Дали каждому по мешочку и отправили восвояси – выживут, так выживут, всё равно в детдоме кормить их было нечем, а так добрые люди помогут, кто хлеба кусочек, кто молочка стаканчик или картошечки, кому посчастливится, останутся жить. Однажды мать Зои шла из другой деревни и увидела у своего забора сугроб, а из него парок идёт, она в страхе подошла к сугробу и начала разгребать его руками, пока ни докопалась до мальчика. Он очень сильно замёрз, она стала растирать его, чтобы как-то разогреть. Он открыл глаза и сказал: «Мама?» Мать Зои чуть ни расплакалась, услышав от чужого мальчика слово «мама». Она повела его в избу, истопила баню, отогрела и отмыла его, одела во всё чистое и повела кормить. Он попил молочка и сразу уснул. Когда Зоя пришла от подружки, Василий спал на её месте. Мать рассказала ей историю этого сиротинушки: он, оказывается, родился в украинском селе, вся семья умерла от голода, а его из одного детдома в другой отправляли, пока не попал на Урал. А потом она нашла его. Зоя слушала мать и понимала, что теперь ей в этом доме отведена вторая роль, на первом месте будет сиротинушка. Так оно и вышло: по утрам на завтрак мать ставила им две крынки молока и по ломтю хлеба, но у Васеньки молоко было не снятое, жирное, а у Зои снятая простокваша. Она не высказывала своего недовольства матери, а та делала так, как считала правильным: ведь Васенька – сирота, а у Зои есть мать. Зое сшили пальто из старого бабушкиного, перелицевали, получилось, как новое. Васеньке мать купила костюм шевиотовый, новое тёплое пальто, шапку: он был высоким, черноволосым, красивым мальчиком, а в новой одежде выглядел настоящим женихом, ведь ему было только 10 лет. Так они жили в деревне до самой войны.