Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход

Он слушал и заводился с полоборота, и хохотал этаким идиотским детским смехом, что на него страшно было смотреть с медицинских позиций! С петушком даже! Соловей или даже колокольчик! Не знаю!.. Девушки не любят мужчин, которые могут смеяться таким педерастическим смехом! Его как-то описать даже трудно! Они судят о мужчине по тембру его голоса, и если тембр какой-то не такой, никакими деньгами их после не приманишь! Девки на самом деле очень сильные существа, они только кажутся слабыми, а на самом деле это волки в овечьей шкуре! Когда он заводился, то потом не было никакой возможности его остановить-он смеялся до полного изнеможения. Ржёт и ржёт себе! Ну, худой он был, это понятно, жил где-то на улице, и мне его иногда жалко становилось, и я тогда отводил глаза от его бледного лица.

«Карабкайся, лось! Мы здесь! Ждём-с!»

– Вот смотри, – говорил я ему, – Бусч, к примеру, вырвался из Белого Дома, вышел на улицу, разделся в Центральном Парке догола, и взял в руки дубину. И стал буянить, оскорблять АфроАрмериканский флаг и герб, а потом блеванул в Пиплию прямо в месте нагорной проповеди! Как ты думаешь, что по такому поводу скажет «Ивнин Ойл» или «Стандарт Пост»?

Он только мычал в ответ, так ему нравились эти романтические названия, типа Пикадилли, бля, Нью-йорк там стрит, …..его в …, Бродвей. Он бы даже в Гарлеме согласился жить, потому что название тоже неплохое! Неважно, что там негров полно и жизнь там в принципе невозможна! Нашёл бы там в какой-нибудь лавочке Дульцинею Биробиджанскую и зажил бы с ней новой замечательной жизнью. Люди не понимают своего счастья! Не знают, куда им идти и податься!

Читатель знает, как нужно обращаться с женщиной. Галантное, вежливое обращение никто ещё не отменял! Хоть все подзабыли, что это такое!

– Видел вот ту толстушку! Закадыка и чмошанка! Я скулю и падаю в обморок! Женись на ней! Будете вместе овсянку есть! Поставишь её раком! Поймёшь, что такое твоё счастье! Смотри, какие формы! У-ух! Алюля!

Он заржал, как мустанг с Дикого Запада и бросился бороться и обнимать меня. И по плечу хлопать, как пингвин! Дружески конечно! Мы были как дети, честное слово, как дети!

А девка была в точности, как Дульцинея у Сервантеса! Хотя я его и не читал толком!

В это время я стал учиться играть на пластмассовой дудке и достиг в этом немалых успехов. Лежу на пляжу и свищю себе!

Нищие любят философов и шутов, я это знаю. Тут метрах в десяти от нас через некоторое время случилась лихая драка, и двое типов не на шутку сисястую бабу никак поделить не могли, я уливался, пока комедия не стала уж слишком напоминать трагедию и тот, который поменьше здоровяка палкой по голове что было сил треснул. А тот успокоился сразу и сел на горячие камни, закрыв голову руками. И обмяк. А потом я вижу, мать честная, что-то не так! Я подумал сначала, что его полили кетчупом, но у него была пробита голова. Его перебинтовали, пока ждали скорую помощь, какой-то тряпкой от матраса, наверное. А потом он вдруг упал и стал метаться и корчи у него пошли, как у трупа, у меня сердце от этой картины упало. Все были в шоке, как дело заканчивается, никто не ожидал такого. Все были пьяные, как черти, и вдруг стали резко трезветь! А он стал ещё больше бредить, орать про какого-то Белого ангела в Пустные Смерти и про мормонские трусы какую-то чушь лепетать. Похоже, у него последние глюки начались, какие перед смертью у людей наблюдаются. Харон наверно уже для него лодку готовил там, на Стиксе! Наверно этого парня жахнули очень сильно, и наверно он к полудню не жилец будет. В море мы уже не лазили, а только над этим бедолагой стояли, да жену его утешали, как могли! Скорая помощь, появившаяся как нельзя кстати чаов через пять после случившегося, долго не могла на камни въехать, и пока они там шлялись с носилками, да с мешками, он затих. Гляжу – баба его на корточках плачет, тот, который палкой жахнул, тоже сидит белый весь под зонтиком. Перед ним уже нарисовались перекрещивающиеся решётки! Правда, когда его на носилки два санитара бросили, стало видно, что не весь дух из него вышибли, жив курилка, шевелится кое-как! Я потом слышал, что, несмотря на мои прогнозы, врачи его спасли, но умным от этого он явно не стал.

А когда его с пляжа волокли, в моём мозгу совсем не к месту зазвучала прелестная немецкая весёлая песенка о любви, не о такой любви, как сейчас, а о настоящей – «Comme Zurukh». И дивный голос полетел вослед этому бедолаге. Только он уже ничего не соображал!

Глядя на всё это зло, всегда творившееся вокруг, я всегда ощущал глухое отчаянье. Что люди делают с собой и окружающими, что делают! Ничего после них не остаётся, ни высоких чувств, ни изумительных произведений искусства, ни заводных песен!