Анатолий Трутнев: Рассказы о жизни селян

Сакон, вместе с двумя женами, жил в маленьком поселке, состоящем из четырех глинобитных землянок, в которых жили ещё три казахских семьи. Летом они пасли отару в полторы тысячи голов, а зимой за ними ухаживали. Весной в период массового окота к ним приезжали поочередно сакманщицы, так называли женщин колхозниц, которые и помогали им по уходу за овцами, приносящих приплод. Это был самый вольготный период в трудовой деятельности Сакона. Он мог без всяких последствий для себя осуществлять основное кредо своей жизни «маленький кладем, а большой берем». И хотя, по законам колхозной жизни, количество народившихся ягнят должен был считать колхозный счетовод, но он, как говорится, был куплен на корню отцовским шкурками и саконовскими бараньими тушами. Потому записывал во все отчеты только те цифры, которые ему сообщал Сакон.

После взаимных приветствий, шкурки ягнят и две бараньи туши, привезенные казахом были тщательно припрятаны. Матери был дан приказ готовить незамедлительно большую сковородку яичницы, а большак Шурка был послан в кооперативный магазин за двумя бутылками сургучной водки и сластями для детей Сакона, коих у него было семеро. Вообще для Сакона приезд в Тарасовку был сравним с посещением им Большой Земли. Здесь он закупал все необходимые хозяйству припасы сахар, соль, спички, водку, конфеты, хозяйственную утварь. Посещал нардом и если везло, то мог посмотреть даже кинофильм. Но особое удовольствие он получал от наваристых щей, которыми его всегда угощала мать. Его жены не умели и не хотели использовать картофель и капусту в приготовлении пищи. а предпочитали им лапшу, готовили из дня в день «шурпу»

Была ещё в деревне одна примечательная личность, маленький и гнусный человечек Пахомов Семен по прозвищу Щербак. Сельчане ненавидели его и боялись, ибо если кто —либо из них недостаточно уважительно относился к его персоне, то он мог накатать на того такую телегу. что тот мог мигом очутиться и в местах не столь отдаленных. За такие фокусы он был в большой чести у местного участкового милиционера. У Щербака был звериный нюх на все места в деревне, где выпивали или собирались это сделать. Он жил на улице по соседству с нами, поэтому он органически не мог пропустить визит к нам Сакона. Засунув в карман недопитую четвертинку водки, это был его постоянный взнос в кампаниях, где он участвовал в выпивке. он быстрыми шагами поспешил к нам в гости и буквально чрез пять минут перешагнул порог нашего дома.

Встретили здесь непрошенного гостя по – разному. Отец учтиво, он никогда не жалел куска хлеба и чарки водки для соседей. А вот мать с нескрываемой неприязнью. На дворе весна и куры ещё полностью не перешли к нормальной яйцекладке. В семье было пятеро детей и у матери каждое яйцо было на учете. Зная скверную привычку Щербака, в гостях есть за троих, мать заранее сокрушалась, предвидя, что тот съест половину все истраченных ею драгоценных яиц. А вот пользы от такого гостя никакой, кроме грязных следов от его сапог

Однако все планы по скорой выпивке и поедания сочной яичницы нарушил старший брат Александр, вернувшийся из магазина. Он, волнуясь, рассказал, что в деревню неожиданно приехали артисты со спектаклем из города Пугачева. Народ валом валит в клуб, и если не пойти сейчас, то на хорошие места уже не попасть.

Отец и Сакон, к вящему удовольствию матери, тут же засобирались на предстоящий спектакль. Разочарованный Щербак попытался их остановить, тем, что дескать он этих артистов знает, они и играть то путем не могут. но все его попытки не увенчались успехом. Бросив злобный взгляд на брата, принесшего так некстати эту новость, он забрал свою недопитую четвертушку водки и вышел со всеми вместе. Мать удовлетворенно вздохнула, первый раунд битвы за сковородку яичницы был явно за ней.

Нардом был битком набит зрителями. Пахло табаком и потом. Никто не хотел пропустить зрелища на халяву. Артистам колхоз платил не деньгами, а продуктами, зерном, мясом и крупами.

Несмотря на то, что в клубе, было людей, как говорится «некуда яблоку упасть», заведующий был одним из клиентов отца, поэтому быстро устроил его и Сакона в первых рядах зрителей, а братья Александр и Николай уселись перед ними прямо на полу.

Приезжие артисты ставили спектакль. Я не был на нем, но судя по рассказам матери это была одна из греческих трагедий, которые в те времена имели широкое распространение в репертуарах провинциальных театров. Спектакль начинался монологом главного героя трагедии. Его играл пожилой мужчина лет пятидесяти. Высокого роста пузатый, цыганской наружности. Весь заросший черными волосами с проседью и окладистой бородой. Но главной примечательностью его были глаза. Большие черные, на выкате как у быка. Они буквально гипнотизировали зрителей, и каждому казалось, что тот смотрит именно на него.