Геннадий Евтушенко - Служебный роман

А Карелин посерьёзнел и продолжил:

– Шутка, конечно. На Севере я из чисто прагматических соображений. Войну прошёл, Север прохожу. Надеюсь, что дальнейшая служба, мой друг, продолжится где-нибудь в центральных областях, а даст бог, и в Москве. Въеду на белой «Чайке», как друг наш Мишка говорил.

Тень грусти пробежала по лицу Смоленцева, но он быстро справился с собой, а Карелин, будто ничего и не заметил.

– В Москве-то в Москве, – протянул Толя, – а образование? Училища для Москвы маловато.

– Ну, в академию мне путь закрыт. – Карелин поднёс руки к глазам: – Сам понимаешь, спасибо, что вообще в армии оставили. Теперь я – штабная крыса. А образование… – Он встал, дурашливо поклонился – Перед вами студент заочник второго курса юрфака.

– Так, так, – покачал головой Анатолий, – а зрение? Вьетнам? Ты хоть расскажи, как там дело было. А то говорим-говорим про всякую ерунду, а главное-то и забыли!

– Да как это забудешь? Только про вьетнамскую часть этого самого дела, как ты говоришь, мне и рассказывать нечего. Обычный налёт, открыли огонь, всё штатно, нормально, а потом— бабах… И тишина… Очнулся – стены белые. Оказалось – в Бурденко! Так что про «там» ничего не знаю.

– Ну так про «там» я тебе расскажу. Когда вас накрыло, я сразу на батарею прибежал. Ты лежишь землёй присыпан, весь в крови. Я: Юра, Юра! – ноль эмоций. Но к груди припал – дышишь. А тут старшина бежит. «Товарищ капитан, борт в Союз!» Подхватили мы с этим старшиной тебя и бегом на взлётную. Благо ты ведь этот аэродром своими зенитками и прикрывал. Чуть ли не на ходу в самолёт тебя затолкали, счастье, что командир корабля знакомый оказался! И полетел ты, голубчик, в Москву. Я долго и не знал, жив ли. Летуна этого встретил, а он только и сообщил, что из самолёта тебя живого выгрузили. Потом уж искать начал. Ну а что раны? Долго в Бурденко провалялся?

– Да нет. Раны оказались только с виду страшные: осколки и по лицу, и по телу по касательной прошли. Была ещё контузия да большая потеря крови. Доктор сказал, что попади осколки на пару сантиметров ниже – хана! А так – жить буду, но молиться всю жизнь должен ангелу – тому, кто так быстро меня в Москву отправил. Иначе слепым бы уж точно остался, а вот жив ли был бы – вопрос. Так что я легко отделался: бородой вот, да тёмными очками. В остальном здоров и кланяюсь тебе как ангелу-спасителю! – Карелин встал и поклонился: – А то ведь и не знал, кому молиться! Теперь я должник твой по гроб жизни.

Смоленцев сидел неподвижно, не мигая смотрел на друга, молчал. Потом покрутил пальцем у виска:

– Соображаешь, что говоришь? Мы с тобой братья ещё с училища. А там просто с самолётом повезло. И со старшиной. Обычная военная жизнь. И случай. Бывают в жизни такие случаи! – и, резко переменив тему, продолжил: – Вот наша сегодняшняя встреча – разве не такой случай? Где ты, где я? А в один день, в один час пришли в эту «Берёзку». Ну кто поверит, что случайно?

Юрий Михайлович подумал, помолчал, потом сказал задумчиво:

– Наверное, не так уж и случайно. Помнишь, как мы сюда первый раз закатились? Ты, Мишка и я? Первый офицерский отпуск, первый раз в Москве! Праздник души! Тогда мы и попали первый раз в эту самую «Берёзку». Помнишь, как было? Как здесь мест свободных не было, а официантка всё же усадила нас за этот самый столик, как у мужика купили водки, и Мишка наливал её под столом по бульбочкам? Помнишь? Вижу, помнишь. И я помню. С тех пор, когда в Москве бываю, обязательно в «Берёзку» захожу. Правда, неважнецкая она стала, но… так сказать, память сердца. Ты, вижу, тоже не забыл ничего. Так что не такой уж случайной наша сегодняшняя встреча оказалась. Кстати, а где же друг наш, Мишка? Я тебе не рассказывал, последний раз видел его примерно за месяц до Вьетнама, с тех пор ничего о нём не слышал, и разыскать не могу.

Смоленцев помрачнел:

– Нет Мишки. Погиб Мишка. Уже два года как погиб.

– Как погиб? – В голове не укладывалось, что Мишки больше нет. Только и смог выдавить дурацкое и не к месту: – Почему?

Смоленцев понимающе взглянул на него:

– Почему, почему. Потому что военный. А военные иногда гибнут. Как это случилось – не знаю. Да и не узнаем мы этого. Ты говоришь, видел его за месяц до командировки во Вьетнам. Вот тогда он и перешёл в другое ведомство. А в этом ведомстве тайны умеют хранить. Единственное, что удалось мне с большим трудом узнать, так это то, что погиб он при выполнении специального задания где-то в Африке. Вечная ему память. – Он помолчал, потом поднял глаза: – Здесь что-нибудь крепче шампанского подают? Давай помянем.